В общем, из фургона вылезаем как всегда. В смысле, когда Рыг сготовила кофе. То есть, как всегда, если нас затемно не вырывает на улицу недовольный рык ее папы. Такое у нас разнообразие: либо Рыг, либо рык. Второе, увы, чаще. Принимаю у Ракши кружку. И когда она всё успевает… Вторую посудину всовываю старшему. А пока у него руки заняты, ловлю мысль за хвост. А она мне нравится. Вот только любимый со своими планетами…
— Погоди, Ду! Тут идея!
— Какая? — обреченно спрашивает любимый.
— А нельзя ли по местным методикам лечить мужчин от синдрома эльфийской любви? — замечаю выбравшуюся наружу подругу. — Вет! Слышишь, что я придумала?!
— Слышу, слышу, — бурчит та. — А зачем их лечить? Нам презервативов еще надолго хватит, а остальных не жалко!
— Ты чего такая злая? — спрашивает Дунг. — Михал, что ли, позволил себе заснуть в самый ответственный момент?
— Я ему засну! — бурчит Ветка. — Я бы сейчас сама поспала…
— Выпей кофе и повтори вслух пять раз: «Я бодрая и свежая, словно всю ночь спала, а не трахалась, как мартовская кошка», — советую подруге. — Поможет.
— Какая еще кошка? — возмущается она. — Любая кошка от такого к полуночи сдохнет! Ладно, давай кофе. «Я бодрая и свежая, словно этот чертов гном…» Нет, достаточно первой части! «Я бодрая и свежая… Я бодрая и свежая… Спать не хочется, голова не болит… Вообще нигде не болит… И во рту никакого привкуса… Я бодрая и свежая…»
— Вет, — ну просто не могу удержаться, — а какой у тебя во рту привкус… был?
Подруга непонимающе выпяливается на меня.
— Как будто мухи нас… — до нее доходит скрытый смысл вопроса. — Я тебя убью, принцесса! — орет она, бросаясь за мной в погоню. — Нечего по себе судить!
Носимся вокруг лагеря, постепенно наращивая темп. Сложившийся паритет нарушает появившийся гном, немедленно вылавливающий свою «пару», за что получает тычок в живот.
— Погоди, Вет, тренировка еще не началась.
Подруга выплескивает возмущение, нанося Михалу удар за ударом.
— Ты слышал, что она сказала?! Да я!.. Не посмотрю, что принцесса! Нет, ты слышал?!
— Слышал, слышал, — стоически принимая удары, успокаивает ее гном. — Не расстраивайся так, завтра попробуем. Собственно, уже сегодня.
Теперь его бьют не за меня, а за себя! А меня уже обнимают…
— И мы тоже… — шепчет Ду.
Вот теперь всё симметрично. Еще Рыг с Куаном присоединятся, и, можно считать, тренировка началась! Хитрая оборотня, однако, не спешит.
— А прежде, чем вы попробуете, — громко, чтобы все слышали, заявляет она, — можно поинтересоваться, что там Пал придумала насчет лечения?
Стучу по Дунгу еще раз и останавливаюсь?
— Тебе-то зачем? Это же чисто наша проблема! Эльфийская.
— А мне интересно, — сообщает синяя, которая сегодня белая. — Мне вообще всё интересно. У меня период активного познания окружающего мира!
— Раз так, — ехидно произносит Ветка, — ты и будешь первой пробовать!
— Что пробовать? — тон псины наивный до невозможности, а в глазах прыгают чертики.
— Всё! — хором заявляем мы с подругой. — А потом скажешь, стоит нам это делать, или нет.
— Конечно, стоит, — уверяет Ракша. — Даже если мне не понравится, всё равно порекомендую!
Следующие десять минут мы с Веткой ловим постоянно меняющую цвет собаку, Дунг и Михал — нас, а Куан взирает за всем этим, сидя на бревне с гримасой трогательного умиления, пока Ракша в красивом прыжке не сносит его на землю. Приземляется сверху уже человеком. Зато не успевает удрать. Мы падаем на «белосинюшку», парни на нас, и всё это припечатывается недовольным рыком появившегося инструктора:
— Это свальный грех или начало тренировки?
— Нечто промежуточное, — докладывает Михал. — Типа борьбы в грязи. А если серьезно, то у Пал появилась неплохая идея, и выслушать ее стоит.
Ну вот, хотела посоветоваться с любимым и подругой, а приходится при всем честном народе. А куда деваться? Выкладываю «идею».
— То есть, — уточняет Шарик. — Прилетела, поохотилась, вылечила мужика и улетела. Так, что ли?
Вообще-то я это немного иначе видела.
— Не так! Живу с любимым, а раз в месяц летаем на Кверт лечиться! И можно не бегать от любви! Не бояться убить самого дорогого человека! Можно…
— Не части, — прерывает Шарик. — Понял. Бросите искать своих эльфов и начнете воровать мужиков со всей галактики. А ты подумала, какая будет реакция остальных миров?
Не подумала, конечно. Когда? Все время же занята! А реакция будет непредсказуемая! Нет, предсказуемая! Раньше мужиков на пару недель одалживали, а теперь насовсем уводят! Но можно же делать это потихоньку, не афишируя. А когда вылезет, все уже привыкнут…
— Больше скажу, — продолжает Горм. — Ты уверена, что ваши власти этого захотят?
— Конечно! — вот тут у меня никаких сомнений.
— А я — нет! — припечатывает Шарик. — И имею для этого основания.
— Какие?
— Сама думай! А пока немного тебя порадую. И подругу твою тоже. Лично вы можете за своих парней не беспокоиться. Ничего с ними не случится. И рожать от них будете кого захотите. Хоть мальчиков с иммунитетом к остальным эльфийкам. И после отлета с Кверта это у вас сохранится.
То есть как? А всё это время мы шарахались и за резинки прятались напрасно? Можно было просто…
— Но как? — на Веткином лице написаны те же вопросы.
Отвечает не песпец. Дунг.
— Это Кверт. Достаточно просто захотеть. Какие же мы идиоты!
Шарик согласно кивает:
— Для того я вас и учу технике направленного хотения.
— А почему остальным нельзя? — не понимает подруга. — Даже проще, надо только один раз прилететь… Или надо обучаться?
— Не надо. Ваш пример вместо обучения сойдет. Поверят. Но есть еще вопросы большой политики. Мерзопакостная штука. Сейчас времени объяснять нет. Как-нибудь в другой раз. Давайте на тренировку!
Ну уж фигушки! Дома вечно за ребенка держат, так еще и тут та же история! Я уже замужняя дама!
— Минутку! — заявляю тем тоном, которым даже маму отрезвляла. — Ду, что тебя ночью на космогонию пробило?
Старший опускает голову, словно собираясь с мыслями. Потом поднимает глаза.
— Понимаешь, Пал, в галактике обитаемых планет меньше, чем эльфиек, уже ходивших в Поиск. Намного меньше. Не новых планет, всяких. Вас посылают не искать эльфов. Совсем за другим.
То есть как? Почему? Неужели этого никто не мог сосчитать? Но тогда… Зачем???
— Зачем???
Ду мнется. Словно боится сказать. А ведь и вправду боится. Неужели это настолько страшно?! Подсаживаюсь к нему, обнимаю.
— Ду, зачем?
