Солнце поднялось очень высоко, горы вокруг были все ниже и ниже и как-то незаметно перешли в редкий лес, плавно переходящий в пустыню. Пустыня за южными горами была не песчаная, как например, печально известная пустыня Обжигающих Песков в Турании, или Пустыня Смерти в Верулии. Она была каменистой, одинокие скалы торчали тут и там, иногда даже попадались мелкие ручьи, возле одного из которых маленький караван остановился и все вымылись, выстирав одежду и натянув ее на себя мокрой, чтобы не задерживаться. На ветру и солнце она обсохла моментально.
— Раз медальон у тебя, — вернулся к прерванному рассказу Брул, погоняя коней, — значит, ты убил этого лемурийского пирата?
Кулл вздохнул.
— Я даже забыл о своей клятве, — признался он. — Да и не буду же я по всему миру искать пирата? Сперва — просто не мог, воевал в Грондаре и Турании… Потом стал царем, и вообще не до того было… Лемурийские пираты и так доставляли Валузии массу неприятностей, а за время царствования Борны, который разогнал Черные Отряды, совсем обнаглели… Сперва, конечно, я с Верулией разобрался — славный был поход, да. Ну а потом стал готовиться к войне с Лемурией, собирал войска, сосредоточивал эскадру. Все шло как задумано. Они приняли бой еще в море, но мы разгромили их флот, Валка и Хотат нам помогли. Потом мы высадились, взяли несколько городов. Честно говоря, я и не собирался продвигаться дальше, но распускал слухи, что хочу завоевать весь остров и присоединить к Валузии. Ну и когда нам оставалось три дня до столицы, они прислали парламентеров — самых уважаемых граждан страны. Так вот, среди этих двенадцати, оказался мой старый знакомец — Антиш. Лет-то сколько прошло с нашего расставания, чуть ли не дюжина! Он меня не признал — ну как он мог даже предположить, что его бывший гребец станет царем древней Валузии? Зато я его признал сразу. И напомнил о моей клятве. Он побледнел — судьба Лемурии для него оказалась важнее жизни самой. Он убрал руки за спину и сказал, что готов пойти на смерть. Но мне не это нужно было, я заставил его драться. Он-то думал, что я… Впрочем, он очень быстро перестал лишь защищаться, а перешел в наступление. Ну посуди сам, Брул: я, царь, напросился на поединок — честный поединок — с парламентером. Он не имел права отказать. А представляешь, он победил бы меня?
— Да он бы героем стал для своей страны! — воскликнул пикт. — О нем бы песни слагали.
— Вот именно, — хмыкнул Кулл. — Но победил я. Выбил меч из его рук и приставил свой клинок к его груди. Ты бы видел его глаза в это мгновение, Брул! В них не было жизни, он прощался с этим миром. Но ты знаешь, у меня уже не оставалось злости и желания его убивать. Я ему сказал, чтоб он убирался прочь, а с остальными я буду разговаривать. Вот тогда он снял с шеи этот медальон и молча протянул мне. Для меня он мертв, я выполнил свою клятву, я победил его в честном бою. Хотя, наверное, он жив до сих пор. Как-то я слышал от каких-то постов, что он пользуется большим уважением на родине. Но для меня он — мертв.
— Да, я понимаю тебя, — кивнул Брул и задумался о чем-то своем.
День уже почти полностью уступил свои праву вечеру, когда они, наконец, добрались до желанного оазиса, где путников охраняют Валка и Хотат. Самые отчаянные и бессовестные грабители не рискуют, опасаясь гнева богов, нападать на путешественников в этих островках жизни, в просторном море камней и песка.
Мужчины разожгли костер, женщины достали из фургона провизию и вино. Брул толкнул Кулла, когда тот потянул руку за кубком и подал ему свою флягу.
Женщины переглянулись, но промолчали.
Разговор не клеился — «мы вам платим за то, чтобы вы охраняли караван, а не задавали лишних вопросов» отзывались женщины на попытки друзей что-то узнать… Но сами пытались выяснить — кто такие их новые охранники, где служили, чем жили…
Потом высокая женщина встала и протянула руку Брулу:
— Пойдем, Гларн, я приготовила нам постель вол втором фургоне. — А Самта пойдет с Торнелом.
Медноволосая Самта тоже встала и призывно улыбнулась Куллу.
— Я не хочу, — буркнул Кулл. — У костра переночую, буду стоять на страже, вдруг кто нападет?
— Ты прекрасно знаешь, что никто не нападет, — улыбнулась женщина. — И хищников здесь нет. Или ты, как наш славный царь Кулл, тоже неспособен на любовь с женщинами. Поговаривают, что царю в битве отрубили мужскую гордость…
Брул едва сдержался, чтобы не хмыкнуть. Кулл резко встал.
— Хорошо, — не глядя на красавицу, произнес царь. — Пойдем. Только потом не жалуйся, сама напросилась.
Медногривая Самта рассмеялась, обхватила его за пояс и всем телом прижалась к Куллу. По телу мужественного атланта пробежала странная дрожь, от этой удивительной женщины, исходили странные, вызывающие страсть, флюиды.
Звезды проснулись — чьи-то бессмертные души — в черноте неба и ласково смотрели, как Кулл помогает женщине забраться в фургон и залезает следом. Полная луна освещала поляну и Кулл почему-то вспомнил, что в ночь, когда он познал плотскую любовь с Маржук, точно так же в небе торчал полный блин луны.
Кулл усмехнулся про себя, заметив, что бочки сдвинуты в дальней конец фургона, а перед ними расстелены шкуры.
— Закрой полог, — попросила она.
— Не надо. Я хочу видеть тебя.
— Как тебе угодно, милый! — улыбнулась она в темноте.
Кулл вздрогнул, услышав слово «милый». Точно так же его называла Маржук. У женщин что, других слов для мужчин нет?
Он взобрался в фургон и сел на шкурах. Она тут же принялась расстегивать на нем одежду. Он мягко отстранил ее.
Нет, раз уж взыграло самолюбие и он решил доказать этой вертихвостке, что силен не только в бою, то нельзя отдавать ей инициативу. Он сам все сделает. У него не кружилась голова от близости великолепного тела — он чувствовал себя примерно так же, как на арене, выходя один на один против вооруженного, хорошо обученного гладиатора. Его никто не обучал науки любви, но раз поставлена задача, он ее выполнит. Он докажет ей, что у царя Кулла есть все, что полагается иметь мужчине.
Ей-то он сейчас докажет, а народу Валузии, который распространяет о нем столь гнусные сплетни? Есть лишь один способ — найти себе супругу и родить светловолосого наследника. Прав Раама, тысячу раз прав — для кого старается, для кого печется денно и нощно, чтобы страна процветала? Для какого-нибудь Каанууба, дальнего родственника царя Борны? Нет, нужен сын, который продолжит его дело…
Она аж мурлыкала от прикосновений его пальцев, желая быстрее освободиться от одежды, как горошина мечтает выскочить из стручка. Он все делал не спеша и основательно, доводя ее тем самым до исступления. Он вошел в нее, будто вогнал меч в грудь врагу.
