Глаза Эша сузились.
— И что же такое я натворил, Дар? Казнил пятнадцать человек, которых они сами все равно собирались скормить этой твари?
— Для них это единственный способ выжить!
— Я тоже сделал это для того, чтобы выжить! — взорвался Эш. — Так почему их «выжить» важнее, чем мое? Я хотя бы не пытал пленников, не устраивал из их смерти зрелище и вечеринку, оправдывая это тем, что мне так надо.
— Ты без колебаний убил людей!..
— Я всего лишь казнил смертников! — возразил Эш. — Насильников, убийц и людоедов. И сделал это быстро, не забывая о том, что они — люди. Люди, Дар! А не «мясо»! Ты помнишь, как умирал цапля? А? Хотел бы так же? А ведь мы оба должны были очутиться на его месте…
— Именно поэтому мне не понять, как ты можешь так рассуждать о них. Ведь они — это мы!..
Эш с недоброй усмешкой покачал головой.
— А кто же мы, Дарий? Герои в блистающих доспехах? Убийца деда, убийца отца? По-хорошему, каждый из нас заслуживал бы виселицы.
Дарий недоумевающе умолк, уставившись на Эша.
Но юноша выдержал его тяжелый взгляд и не отвел глаза.
— Но те, кого ты оставляешь здесь… Они-то ведь не убийцы, Эш!.. — проговорил он. — Они заслуживают другого. Аристократы Внутреннего круга бросили их на произвол судьбы, и теперь они вынуждены выживать, как умеют!..
— В самом деле? — прищурился Эш, приблизившись к Дарию. — И чем же они лучше аристократов, греющих свои жопы на бархатных подушках во Внутреннем круге? Ты ведь старше меня, Дар, ты опытней. Так как же ты не видишь, что они сами точно так же относятся к «мясу», как аристократы в свою очередь относятся к ним? И те, и другие закрываются живым щитом, и считают, что это — их священное право. Потому что им так удобнее выжить.
— А ты-то чем лучше?!
Эш усмехнулся.
— Ты меня не слышишь. Я не лучше, Дар. Но я и не хуже. Все мы выросли на одном больном дереве, и каждый испорчен гнилью. — хмуро проговорил юноша.
— Говори за себя, — буркнул Дарий.
Эш усмехнулся.
— В самом деле? Ты в самом деле все еще видишь себя доблестным героем, несущим добро? Ты обвиняешь меня в жестокости к людям, а сам между тем не погнушался принять в себя духа, который на протяжении многих лет держал в страхе этот самый город и пожирал людей.
Лицо Дария дрогнуло. Он хотел что-то ответить, но слова застыли на губах.
— … И сделал ты это, чтобы стать сильнее, — медленно проговорил Эш, с прищуром вглядываясь в своего приятеля. — Так чем же ты лучше меня? Я хотя бы честно признаю, чего стою.
Дарий умолк и отвернулся. Он явно все еще хотел ему возразить, но слова почему-то не шли.
Эш растер лицо перепачканной в высохшей крови ладонью. Придвинув ногой деревянный обломок настила, сел на него, устало вытянув ноги.
Дарий присел рядом.
Они оба какое-то время молча смотрели на пролом в стене, похожий на огромную рваную рану на теле крепости.
— И что же теперь ты собираешься делать?.. — спросил, наконец, Дарий.
В его голосе больше не было ни гнева, ни упрека. Только горечь.
Эш вздохнул.
— Знаешь, в городке Урту, куда нас приводили на большие праздники, есть статуя прославленного Луггаля Ламасса. По легенде, первый зиккурат города был подобен самым роскошным храмам древних столиц. Одна сторона его основания составляла тысячу шагов, а вершина уходила под облака. И оттуда, с облаков, в недостроенный зиккурат спустился осколок духа змея, чудовищный монстр, способный превратить в безжизненную пустыню все вокруг. На решение у Луггаля Ламасса было всего несколько мгновений. И тогда он обрушил зиккурат, похоронив чудовище под обломками. И вместе с осколком змея под каменным одеялом оказались и жрецы, и строители, которые создавали этот храм, и горожане, которые пришли полюбоваться на его красоту. Так больше не осталось мастеров, способных построить зиккурат до небес, и тех, кто бы жаждал подобного строительства. И монстры больше никогда не спускались с облаков во Внутренний круг. Ты спрашиваешь, что я собираюсь делать, Дар? Я собираюсь разрушить зиккурат, — мрачно ответил Эш. — Тот самый зиккурат, на который я, как дингир, должен взойти по спинам других. Этот урожай нам уже не спасти. Но если потомки, вспоминая наше время, всех нас назовут чудовищами, а наши обыденные правила — скотством, это будет означать, что все было не зря.
Дарий со страхом взглянул на Эша.
— Но тогда ты станешь чудовищем еще большим, чем все то зло, какое существует на свете сейчас. Неужели ты этого не понимаешь?..
— Я должен принести войну и разрушение, — ответил молодой ворон, глядя прямо перед собой. — Чтобы вырваться из тюрьмы, нужно убить тюремщиков — по-другому не бывает. А тот, кто их защитит и утешит — он обязательно придет, Дар. После меня. И пусть я стану чудовищем — зато он в их глазах будет настоящим героем. Потому что люди наконец-то сумеют оценить те качества, которые сейчас никому не нужны. А этот город… Что бы я не говорил, случившееся здесь многому научило меня.
Дарий хмыкнул.
— Например?..
— Я понял, что война — дело одинокое.
Эш поднял с взрытой земли потемневшую старую кость — след какого-то давнишнего кормления.
— Близкие делают меня уязвимым. И когда я пытаюсь натянуть одеяло на одного, то частенько не замечаю, как оно сползает со всех остальных. Так нельзя… А вон, кстати, Шеда с Хэном идут…
Дарий покачал головой.
— Как же ты пожалеешь обо всем этом…
— Может быть, — не стал возражать тот.
— Человек не может быть один!.
— Зато ворон — может.
— Но ты не ворон. Ты же мальчишка, Эш! А путь, который ты выбрал себе — он страшен!..
Эш поднялся, коснувшись плеча Дария.
— Я — дингир. Охотник на людей и создатель будущей акады. Стервятник, идущий по костям. И я хочу, чтобы это были правильные кости… — он бросил наземь обломок ребра, который только что вертел в руках. — и на них выросла новая эпоха. Лучше, чем та, которая породила нас.
— Откуда в тебе все это?.. — тихо спросил его Дарий. — Я говорю сейчас с тобой, как будто со своим старшим братом. А ведь тебе всего семнадцать!..
Тот пожал плечами.
— Не знаю. Может быть, это было во мне всегда, просто я не знал об этом?..
— А вот и мы! — крикнула Шеда. Она шла, придерживая под уздцы Полудурка и вороного жеребца, массивного и широкогрудого. Переметные сумки раздувались от запасенного в дорогу добра. Следом шел Хэн, и за собой он вел еще двух лошадей.
Эш заглянул в переметные сумки, нашел пристегнутые к седлу факелы, мысленно что-то подсчитал и кивнул. Потом забрал у Шеды свои деньги, оружие и сел на Полудурка.
— Присматривай за Дарием, — сказал он Шеде. — Поехали, Хэн.
— В смысле?.. — растерялась Шеда и непонимающе захлопала глазами.
— В смысле, ты остаешься с парнем, в которого влюблена, и отвечаешь за сохранность его головы. Это приказ, — жестко сказал Эш. — Когда вернусь — спрошу строго.
Шеда залилась ярким румянцем. Ее щеки, шея и даже грудь покрылась стыдливыми пятнами.
— Эш, я поеду с тобой!..
— Не обсуждается, — сказал, как отрезал, Эш.
Дарий подошел к нему — мрачный, как туча. И подал руку.
— Доброго пути тебе. Одумайся поскорее, и возвращайся.
Эш пожал его руку на прощанье.
— Не могу ничего обещать. Ни одуматься, ни вернуться…
Хэн уселся на вороного, и, тронув коней, они двинулись навстречу ночной мгле.
Яркие звезды россыпью светились в черном небе. Ветер шумел в траве и гудел в ветвях деревьев, предвещая перемену погоды.
Эш ехал вперед, унося с собой щемящее, болезненное ощущение образовавшейся вдруг пустоты внутри.
Но так надо. Никто не может чувствовать себя в безопасности, пока находится рядом с ним. Пусть эти двое остаются здесь, если хотят. Или найдут любой другой город.
Эш непременно найдет их когда-нибудь потом, когда все закончится.
И, если очень повезет, они смогут остаться друзьями.
А может, и нет.
Но главное не в этом. Главное — что теперь у них гораздо больше шансов на нормальную жизнь. Потому что Эш лишен такой возможности.
