Он лежал на животе, лицом вниз, в глаз воткнулся камешек дорожного гравия. Больше всего поразили волосы, они застыли и топорщились из его головы, заледенелые, жёсткие, как проволока. Мама закрыла Теренее глаза, а Вестания не могла оторвать от него взора.
Позднее, когда они добрались до площади, где уже собралось достаточно народу, Диктор, наконец, объяснил ситуацию, ссылаясь на слова властей, которые должны будут дать официальное заявление в течение часа. Диктор сказал, что мир постигла глобальная катастрофа. По его словам, наибольший удар пришёлся по Гиперборее, в Ойкумене в основном пострадали пограничные регионы страны и западная часть континента. «Крайний восток, — сказал он, — скорее всего, уничтожен». С Акрополем в Термине пытались установить связь. Уцелела Харибда, а Сцилла понесла минимальные потери.
К вечеру стали известны ещё некоторые детали. Власти сказали, что с этого момента все города, что не лежали между двух столиц, Сциллы и Харибды — приобретают автономный статус и будут называться «отменённые земли». По официальной и принятой версии, мир дрогнул от ужасной снежной бури и теперь температура будет понижаться.
Тут же появились и различные версии причин катастрофы. Одни говорили о настоящем «запланированном» конце света, даже нашлись древние фолианты, предрекавшие его, активисты винили властей, кричали об испытаниях химического оружия массового уничтожения, верные правительству роптали на Гиперборею, жрецы говорили о гневе Крониона, которого многие отказывались признавать единственным богом; были также разные прогнозы на будущее: говорили, что после обнуления счёта мир ждёт прекрасное преображение, говорили, что зима будет вечной, что грядёт вторая волна, что люди умрут без еды, что температура будет всё падать, что нужно ехать на юг, что выстоит только Харибда и Гиперборея, что нужно искать Океанию… Теренея тогда и уцепилась за последнее.
— Прячьтесь! — тревожный голос матери вырвал Вестанию из призмы воспоминаний. Алкиона схватила дочерей за руки и заставила забежать за широкую колонну ближайшего от них здания. — Ни звука, ни шороха!
Вестания оторопела. В конце улицы действительно послышался хруст снега от сапог, но ведь…
Ведь мы ничего не сделали!
Её пугало это новое ощущение погони, новые правила, которые так внезапно ворвались в их жизнь. Вестанию вообще сбивали с толку перемены, она очень боялась принимать на себя новые роли, брать ответственность, взрослеть… Если бы только можно избежать взросления, оттянуть эту ношу как можно дальше.
Они стояли в нише здания, скрытые мраком глубокой ночи. Мать прижала девочек к шершавой стене колонны, заслонила своим телом. Вестания была уверена, что, если бы военные открыли стрельбу, она бы, не задумываясь ни на миг, легла под пули, загородив их. Эта жертвенность, на которую постоянно шла Алкиона ради них с сестрой, всегда вызывала в Вестании стеснение, даже стыд. Она часто пыталась поставить себя на место матери, но никак не могла обнаружить в своей душе похожего чувства. Может, когда у Вестании будут дети, она будет испытывать то же самое, но пока оставалось лишь корить себя за подобное малодушие.
Шаги приближались. Краем глаза Вестания заметила два силуэта, когда они сровнялись со зданием. Золотистая форма была отчётливо видна даже в таком скупом освещении. Патрульные янтарной полиции держали автоматы в руках. Их она опасалась и в дневное время. Голос Диктора из динамиков заверял, что солдаты находятся в режиме боевой готовности только для того, чтобы предотвращать акты террора и обезопасить мирное население, но только Вестания давно уже не слышала про террористов, а про беспричинные аресты рассказывали даже одноклассники в школе. И почему-то она была уверена, что попадись они им сейчас, посреди ночи, можно напрочь забыть о побеге из Сциллы.
Патрульные почти миновали здание с колоннами, но тут Вестания ощутила даже сквозь зимний полушубок, как сотряслась за её спиной Алкиона, силясь превозмочь вспышку кашля. Сквозь гул прихлынувшей к голове крови, Вестания услышала хрип, расцарапавший лёгкие мамы. Она обернулась, посмотрев ей в лицо и холодная волна ужаса расползлась по животу. В глазах Алкионы стояли слёзы, она плотно вжалась губами в ворот своего мехового пальто, стараясь изо всех сил сдержаться. Было видно, как кашель душит её, так, что она не может даже сделать вздох. Мать никогда не простит себе, если из-за неё их схватят, Вестания знала это, но помочь ей была бессильна.
Один из солдат вдруг замер, уже пройдя дом с колоннами мимо. Он не оглянулся, но чуть повернул голову в их сторону, прислушиваясь. Мать охватила ещё более сильная конвульсия, она едва держалась, чтобы не закашляться. Не в силах стоять на ногах, Алкиона беззвучно скрутилась, присев на корточки и вжала голову в колени.
Теренея, тоже заметив мамины мучения, уже открыла было рот для вопля ужаса, но Вестания в последний момент успела зажать ей рукой губы и с силой стиснула в объятьях, чтобы та не смогла и шелохнуться.
Кто бы зажал рот мне…
Вестания набрала полную грудь воздуха, боясь, что частое дыхание выдаст её. Она была уверена, что не сделай она этого, тоже не сдержалась бы от крика. Хаос нарастал, сознание заметалось, как заводная птица. Ладонь, зажимавшая рот сестре, вспотела и стала такой скользкой. Вестании казалось, что, если она отпустит Теру, та немедленно заорёт. На маму она даже смотреть боялась, как и на солдат. Веста зажмурила глаза и не дышала, специально вдавливала набранный воздух в лёгкие, надеясь так заглушить панику.
Она медленно начала считать в голове секунды.
Раз-два.
Небо-земля.
Ещё немного и их схватят.
Три-четыре.
Скрип снега под сапогами.
Выше-шире.
Голова закружилась. Пальцы потеряли чувствительность.
Скрип-скрип.
Вестания пропадала. Уносилась куда-то за единственной формой, которая сохранилась в пустом коконе сознания.
Пять-шесть.
Единственное, что вело её. Единственное, что сохраняло баланс.
Счастье есть.
Это была спираль.
Бесконечная кривая, которая уплывала в самую глубь, истончаясь, превращаясь сначала в молекулы, потом в атомы, и в кварки. Крошечная, тоньше самой границы мироздания, но всегда невероятно прочная нить.
Скрип-скрип.
Семь-восемь…
Лёгкие горели в груди, истратив последний воздух. Ей казалось, что только так она может сдавить кашель матери, вопль сестры, грохот своего сердца.
За миг до потери сознания, Вестания одновременно открыла глаза и сделала жадный вздох. Обессиленная рука соскользнула со рта Теренеи, и сестра отпрянула от неё.
Скрип-скрип.
Шаги патрульных затихали вдали. Лишь когда они перестали слышать их, раздался сдавленный кашель Алкионы. Мать ещё долго не могла заглушить его, и за всё это время сёстры не проронили ни слова.
— Простите, — прошептала мама лишь когда сумела совладать с голосом. — Они чуть было…
— Перестань, мам, — Теренея обняла Алкиону, по щекам девочки тонкими ручейками бежали слёзы.
Вестания не нашла в себе внутренних сил присоединиться к их объятьям. В отличие от Теры, она всегда ощущала некую границу между собой и матерью. Возможно, та сама её воздвигла, переложив часть обязанностей на старшую сестру, заставив её раньше повзрослеть. Ей казалось, что мать отделила её от себя, сделав не своей дочерью, а подругой, и такая роль отнюдь не была близка Весте. Где-то глубоко в сердце она испытывала обиду на Алкиону. Как только в их семье появилась Теренея, она стала любимицей мамы, ребёнком, которому доставалась вся её любовь и нежность. Вестании же пришлось стать «старшей», «взрослой», «ответственной», но именно этих качеств она так и не смогла обрести.
— Пойдёмте, — позвала она маму с сестрой, дав им немного времени на нежности, — пока улица пуста.
К счастью, по пути им больше никто не встретился, зато, добравшись до вокзала, они поняли, что не одни этой ночью покинули дом. Даже в такой поздний час площадь кипела от жизни. Люди кутались в шали и шарфы, старались скрыть лица за капюшонами, тянулись к зданию вокзала. Они несли весь свой скарб — чемоданы, тюки, рюкзаки, дорожные сумки, главное — свои жизни, отчаянно надеясь сохранить хоть что-то из прошлого. У входа, словно бестелесные тени, слонялись бездомные, вопрошая монету-другую у тех, кто мог себе позволить билет на поезд. Их грязные искорёженные лица давно утратили человеческие черты, Вестании они показались бесформенными кусками засохшей глины. На парковке, где останавливались машины, в вызывающе открытых нарядах шныряли девушки, предлагая себя за деньги. Они тоже выглядели сломанными, не смотря на самоуверенность и кажущуюся бойкость. Некоторые были чуть старше Вестании. Как же по-разному складывались судьбы в Сцилле…
