доверительность.
— Но она покинула город, вчера, — сказал левый. Он копья не опускал. — Кто это была?
— Эдна Собачница, девушка, владеющая волшебством, — сказал я. — Таких, как она, в Риддингальте называют волшанками, и на Праздник Сорока Повешенных кидают в них камнями.
Правый стражник кивнул.
— Ну так что насчёт Демойна? — спросил я, трогая Людоеда вновь.
— Спросите на дворе «В Тенях» — ответил старший из стражи, и я, отвернувшись, пустил коня в рысь.
Алвиния, с улицами бревенчатых и каменных домов, ничего интересного собой не являла. Не доезжая до центра, от лавки, торговавшей ободами и колёсами, я увидел группу из четырёх деревьев, зимних дубов; огромных, верно, в шесть обхватов каждый, растущих в окружении кустарника в центре большой зелёной площади. Дубы впечатляли.
Ближе ко мне, в тени гораздо меньших, но весьма почтенных деревьев, по левой стороне дороги, стояло двухэтажное здание. На тополе у коновязи, на нависающей ветви, виднелась вывеска. Это был постоялый двор, тот самый, о котором говорила стража; видно, самый большой в Алвинии.
У коновязи было достаточно коней, в том числе и гнедые. Я ни у кого не спрашивал, как выглядит Антуан Демойн, ибо вполне представлял его себе, даже со слов Эдны; хотя никогда ранее не видел. Но он был столь обычен внешне — густые волосы, усы, борода, плащ — что почти ничем не отличался от иных рыцарей. Узнать его при встрече, без герба, я бы не смог.
Я порадовался, что на нём кольцо с камнем, и он не может двигаться ночью. Часто снимать и надевать такие кольца было нельзя.
У коновязи росли изрядно истоптанные красные и голубые цветы, которые лошади почему-то не ели. Я спешился в тени тополя, натянул поводья Людоеда на привязь и огляделся. Затем снял с головы капюшон, ибо это была лучшая маскировка в моём случае.
Я подстраховался ещё немного: развязав одну из седельных сумок, я достал круглое зеркало в простой оловянной оправе, завёрнутое в кусок коричневого бархата. Я смотрел в зеркало достаточно долго, пока не увидел в нём того, что хотел. Затем я спрятал зеркало.
У крыльца, как и подобает на хорошем постоялом дворе, меня встретила девушка. Хоть я и был в чёрном плаще, но мои светлые волосы, видно, смягчали впечатление. Я знал, что на коне и в капюшоне, ночью, когда глаза и мои, и коня отсвечивают одинаковым белым светом, а на рукояти меча гуляют лунные блики, меня обычно боятся. Однажды в Коронаде я напугал девушку до заикания.
Я вошёл в зал — традиционный придорожный трактир. За задней стеной размещались кухни и склады; сами комнаты располагались на втором этаже, и туда вели две лестницы, начинающиеся по бокам от длинной трактирной стойки.
Людей было довольно много. Обернувшись, я увидел, как кто-то ещё вяжет коня у тополя. В зале прислуживали девушки; за стойкой же я увидел двух парней, ростом почти с меня. Никого с гербом Мелгели я пока не заметил.
Я выбрал себе столик, как и в прошлый раз, и заказал хорошую еду.
С большим облегчением я понял, что предсказание начинает сбываться.
Недалеко от меня играли музыканты, довольно хорошо. Пела девушка. Играли в основном песни, привычные в этих местах: «Витой шнурок», «Полмили, милая», и ещё одну, которую я прежде нигде не слышал — «Иезавель».
Перед тем как отправится в этот путь, я получил касательно него некое пророчество; довольно туманное, но, как я знал по предыдущему опыту, скорее всего верное. Оно говорило о том, что прежде чем погоня завершится и я настигну Эдну, мне предстоит повстречать три поющих девы и одну лежащую. Конечно, хотелось бы больше деталей, но это всё, что провидица могла мне дать. И вот теперь, по-моему, я повстречал первую из поющих дев. Дело налаживалось.
Поэтому я сидел за столом в неплохом расположении духа, обедал и осматривался. Столы были круглые, дубовые, со сбитыми из толстых брусьев столешницами, опиленными под круг. Недостаток света восполняли оплывающие свечи, что горели на занятых столиках. А таких было большинство. Я сидел вполоборота к залу, разглядывая отражения людей в боку круглой зелёной бутылки, стоявшей на моём столе. Пока я насчитал по меньшей мере четверых, могущих быть Антуаном из Мелгели.
Один был со спутницей. Будь это вечер, можно было бы предположить, что он и есть тот, кто мне нужен. Но днём — вряд ли. Ещё один отпал по той причине, что юнец, нёсший его заказ от стойки, оказался его оруженосцем. У сэра Антуана оруженосца не было. Такие, как он, никогда не держат оруженосцев. А многие из таких, как он, обходятся так же и без оружия.
Оставалось ещё двое, сидевших за разными столиками — рыцари или нет, но в накидках и нагрудниках, при латных перчатках за поясами и с кольцами на пальцах. Жадеита ни на одном я не увидел, но он ведь мог быть повёрнут вниз.
Снять его он вряд ли рискнул бы, если и дальше хотел сохранять положение вещей.
Один из мужчин закончил трапезу, расплатился и вышел. Я вышел следом, кивнув прислуге, чтобы присмотрела за местом. Но человек отвязал от коновязи белого коня, и на груди его была эмблема рода Твиа.
Я вернулся и сосредоточил своё внимание на оставшемся персонаже. Он сидел в компании ещё двоих мужчин; все они, судя по разговору, были не слишком между собой знакомы.
Слышал я очень хорошо.
Я сел лицом к ним, сделав вид, что занят содержимым бутылки. Дело было в том, что это ведь мог быть вовсе не Антуан Демойн; Демойна тут вообще могло давно уже не быть. Мне нужно было проверить этого мужчину, так, чтобы он ни о чём не догадался, если он не являлся Демойном, и чтобы он выдал себя, если был им.
Ко мне подошла девушка за деньги. Рыженькая, довольно молодая, она была одета в клетчатый жилет и юбку, но клетки не отображали цветов чьего-либо дома.
Когда она наклонилась ко мне, я опередил её с вопросом.
— Скажи, милая, ты можешь узнать для меня одну вещь? — Я вопросительно глянул на неё, пододвигая к ней одну из старых эльфийских монет. Всего в два раза меньше, чем она получила бы от меня за свою обычную работу.
Девушка бросила короткий оценивающий взгляд на монету. Потом кивнула.
— Минут через пять, — сказал я, — подойди вон к тому столику и спроси у тех мужчин, не знают ли они кого-нибудь по
