Врач чуть приотстал, растерянный, потом догнал — бежал рысью, разогревался.
— И поблизости никакого транспорта не достать?
— Возможно, завтра заедет охотовед…
Младший Трапезников вынес тело на берег и остановился в нерешительности. Старший хотел было помочь ему, взять скорбную ношу, однако тот отстранился и крепче прижал к себе покойную.
— Что же нам делать? — за всех спросил доктор.
— Ждать утра, — на ходу посоветовал Ражный, направляясь к своему дому. — Вон охотничья гостиница…
— А труп?.. Понимаете, его нужно доставить для судебно-медицинской экспертизы. Иначе начнутся химические процессы в тканях, мозге, разложение… — он оглянулся на Трапезниковых, заговорил шёпотом. — Неизвестно, чем они пользовали больную. Может, отравили по невежеству… У вас есть морозильная камера?
— Есть… Но для хранения пищевых продуктов, а не трупов.
— Да ничего с ней не случится! Проведёте дезинфекцию!..
— Морозильники отключены, нет энергии. Отнесите тело в «шайбу».
— В какую шайбу? — возмутился и разогрелся врач.
— Они знают, в какую. — Ражный кивнул на братьев и, поднявшись на крыльцо, снял с гвоздя ключ, бросил доктору. — Отопрёте и положите на поддон. Там холодно…
В доме он зажёг керосиновую лампу, задёрнул шторы на многочисленных окнах, запер дверь на засов и, спустившись в подпол, достал небольшой бочонок с хмельным мёдом собственного изготовления. Выдернув затычку, бережно, по-скупердяйски, нацедил немного в глубокую деревянную миску, после чего спрятал бочонок назад, а в мёд долил воды, разбавив его таким образом раза в четыре. Покрытую полотенцем миску оставил на столе, а сам снял с полки ручную кофемолку, засыпал туда смесь семян тмина и острого перца, после чего долго и старательно молотил, пока не наполнился душистой мукой стальной стаканчик.
Это был ужин поединщика перед схваткой. Он ел медленно и задумчиво, аккуратно засыпая в рот щепотку муки и запивая её разбавленным хмельным мёдом. Сначала кто-то постучал в дверь, через несколько минут — в окно, однако ничто не могло оторвать Ражного от этой ритуальной еды. Покончив с ужином, он сполоснул миску, вымыл руки и лишь после этого отбросил засов: он ждал, что первыми придут Максы, однако их опередил врач.
— Мы положили труп в эту шайбу, — сообщил он. — Но там не очень холодно. И крысы.
— Не тронут, — заверил Ражный. — Что ещё?
— А утром точно будет транспорт?
— Этого не знает никто.
— Связи тоже нет? Радиостанция или сотовый телефон?
— На сотовый не заработал…
Доктор чуял, что разговор пустой и бесполезный, но не уходил, мялся у порога, исподволь озирая пространство дома.
— Извините, а поесть у вас ничего не найдётся? — наконец решился он. — Сутки, как из дома…
Ражный молча взял лампу и повёл в кладовую. Снял со стены пустую корзину, сунул в руки доктора и стал щедро бросать туда банки с тушёнкой, сгущёнкой, сухари и печенье в пачках. Изголодавшийся врач оживал, и вместе с ним оживала скромность.
— Да хватит, куда столько? — бормотал он. — На троих-то… Нам перекусить только…
Но в глазах светился примитивный человеческий голод, по молодости ещё охватывающий разум. Ражный добавил пару банок деликатеса — тресковой печени, чем окончательно растрогал доктора.
— А почему вы спросили про ленту? — вдруг вспомнил он.
— Про какую ленту? — будто бы не понял Ражный.
— Да у этой, — кивнул на улицу. — У покойной?.. Должен сказать вам по секрету, она не была проституткой.
— Не была — так не была…
— Мало того, — тон доктора стал доверительным, — умершая оставалась девственницей.
— Ты что же, проверил? — недобро усмехнулся Ражный.
— Разумеется… — смутился он, чётко уловив тон собеседника. — Когда делал осмотр. Там ещё, в избушке, пока была жива… Так положено…
— И что же тут особенного?
— Вы же сказали, лента на шее, как у проститутки! Открыв железный ящик, Ражный достал две бутылки водки и тоже положил в корзину.
У доктора блеснули глаза от предвкушения, но природное смущение не позволяло откровенно порадоваться неожиданному и приятному обороту.
— Это уж слишком, — сказал он. — Даже неловко…
— Погреетесь, помянете усопшую…
— Я промёрз до костей! — счастливо выпалил врач. — Соточку пропустить самое то. Спирта нам теперь не дают!.. А вы с нами?..
— Дел много, — пожаловался Ражный. — Квартальный отчёт для налоговой. Ночами сижу… Чайник и посуда есть в гостинице.
— Мы со старшим все нашли!
— А что младший?
Врач вынул белый сухарь из корзины, откусил, разгрыз крепкими молодыми зубами.
— Переживает… Блаженный!
— Ты присмотри за ним, — попросил Ражный. — А лучше заставь выпить стакан водки и уложи спать. Он спиртного, пожалуй, ещё не пробовал. Должен сразу сломаться.
— Логично, — доктор сам вынул из коробки банку красной икры. — Ему надо расслабиться.
Проводив его до охотничьей гостиницы, Ражный отметил, что братья уже сидят в зале трофеев — там горела керосинка — и пегие стреноженные кони пасутся за сетчатой изгородью вдоль реки, где на солнцепёке ещё зеленела и цвела поздняя трава. Он выждал полчаса, наблюдая за окнами, где маячили три тени, после чего достал запасной ключ от «шайбы» и в полной темноте приблизился к каменному круглому строению посередине территории базы. Так назывался каменный сарай, где когда-то была электроподстанция. В зимнее время здесь остужали парное мясо битых лосей и кабанов, поэтому под потолком висели крючья, а бетонный пол был залит и пропитан почерневшей звериной кровью.
Он знал, что нечаянные гости на базе сейчас заняты случайным застольем, и потому действовал решительно. Тело Мили лежало на стопке поддонов из-под кирпича, как на постаменте. По прежнему завёрнутое в мокрый пододеяльник, оно казалось маленьким и щуплым; свечение смерти довлело в пространстве и мешало дышать. Ражный нашёл её ледяную кисть у подбородка, скомкал тоненькие пальцы в своей огромной руке и замер.
Жизнь ещё тлела в этой плоти, хотя она умерла несколько часов назад, что и констатировал профессиональный врач. Только по молодости и неопытности не заметил одной детали — не наступало трупного окоченения, поскольку кровь ещё не сворачивалась в сосудах, не превращалась в печёнку, и мышцы сохраняли прежнюю эластичность, допивая остатки жизненной силы из этой крови, костей и позвоночника, как растения допивают мельчайшие частицы влаги в засушливую пору.
И выживают, даже если земля превращается в золу…
Плоть не была ещё безвозвратно утраченной, и оставалась надежда на воскрешение, если бы витающая над телом душа проявила к этому волю.
