– Что с тобой? – сказала она наконец. – Уж не становишься ли ты на сторону мага, этой темной души, против Элистана – одного из мудрейших и самых замечательных людей, каких мне приходилось встречать?
– Не тебе судить Рейстлина, Лорана, – резко ответил Танис, окуная очередной факел в ведерко с водой. Факел зашипел и погас. – Не все сводится к черному и белому, как свойственно полагать вам, эльфам. Маг спасал всех нас от смерти, и притом не один раз. Я привык доверять его разуму, и, по-моему, это надежнее слепой веры!
– «Вам, эльфам»! – выкрикнула Лорана. – Как по-человечески ты рассуждаешь! А ведь в тебе самом эльфийского больше, чем ты сам думаешь, Танталас! Когда-то ты говорил, что носишь бороду не затем, чтобы скрыть свое происхождение, и я тебе верила. А теперь думаю – уж не ошиблась ли, я? Я провела среди людей достаточно времени, чтобы уяснить, как они относятся к эльфам. Однако я горжусь своим происхождением, а ты – нет! Ты стыдишься его! Почему? Из-за той женщины, которую ты любишь? Как ее звать – Китиара?
– Прекрати, Лорана! – Танис тоже сорвался на крик. Швырнув на землю факел, который держал в руках, он шагнул к эльфийке: – Уж если говорить об… отношениях, что ты скажешь про себя саму и про Элистана? Он, конечно, священник и жрец Паладайна, но при всем том он – мужчина! А я от тебя только и слышу, – тут он передразнил ее голос, – «Элистан так мудр», «спроси Элистана, он знает», «послушай Элистана, он скажет»…
– Не смей приписывать мне свои собственные грехи! – парировала Лорана. – Да, я люблю и чту Элистана, и он того стоит. Он – мудрейший и благороднейший из всех людей, которых я знаю! Он каждый день приносит себя в жертву – вся его жизнь есть служение людям… Но любовь… Я всегда любила и теперь люблю одного-единственного мужчину… хотя порою испрашиваю себя, не ошиблась ли я в нем! Помнишь, как в том ужасном месте, в Сла-Мори, ты сказал мне, что я веду себя как избалованная маленькая девочка? Так вот, с тех пор я повзрослела, Танис Полуэльф. За эти несколько месяцев я познала страдания и смерть. Я познала страх – такой страх, какого, я думала, и быть-то не может! Я научилась сражаться, я убивала врагов. И все это мучило меня так, что душа моя онемела – я уже не способна чувствовать боль. Но что хуже всего – это увидеть тебя таким, каков ты на самом деле…
– А я никогда и не претендовал на совершенство, Лорана, – сказал он тихо.
Серебряная и алая луны выплыли в небо; ни та ни другая не были полны, но светили достаточно ярко, и Танис разглядел слезы в лучистых глазах Лораны. Он потянулся обнять девушку, но она отшатнулась.
– Верно, не претендовал! – выговорила она с презрением. – Но как тебе льстит, когда другие считают тебя таковым!
И, словно не видя его протянутых рук, она выхватила из стенной скобы факел и скрылась во тьме, лежавшей за Вратами Торбардина. Танис проводил ее взглядом. Он видел, как играл свет факела в ее волосах цвета меда, видел, как она уходила, похожая на колеблемую ветром стройную осинку их общей родины – Квалинести…
Он смотрел ей вслед и скреб пятерней густую рыжеватую бороду, которая нипочем не росла ни у одного эльфа на Кринне. Он хотел поразмыслить над последними словами Лораны, но в памяти неизвестно почему всплыла Китиара. Возникли перед глазами ее коротко подстриженные, вьющиеся черные волосы, ее очаровательная, лукавая улыбка, ее огненный, неуправляемый нрав… и чувственное, сильное тело, тело опытной воительницы…
Но, к своему изумлению, он обнаружил, что образ Китиары расплывался, бледнел, истаивал в сиянии спокойных и чистых, чуть раскосых, лучезарных эльфийских глаз…
Из недр горы докатился раскат грома, и стержень, двигавший каменные Врата, шевельнулся. Танис проследил за медленным движением неподъемной громады и вдруг решил не идти внутрь. «Закопаться живьем в могилу…» Он улыбнулся, припомнив слова Стурма, но душа невольно содрогнулась. Он долго стоял перед Вратами, несокрушимой преградой воздвигшимися между ним и Лораной. Вот наконец они с глухим грохотом встали на место. Склон горы был пуст, холоден и угрюм.
Со вздохом поправил Танис плащ на плечах и зашагал к лесу. Даже в снегу было приятнее спать, чем под землей, и потом, пора было начинать себя приучать: ведь Пыльные Равнины, которые им предстояло пересечь на пути в Тарсис, скорее всего были завалены снегом, хотя зима едва началась.
Подумав о предстоявшем путешествии, Танис поднял голову к небу. Ночное небо, усеянное звездами, было прекрасно. Но красоту эту непоправимо портили две зияющие пустые дыры. Два отсутствующих созвездия, о которых без устали твердил Рейстлин.
Дыры в небе… Дыры в нем самом…
После стычки с Лораной Танис почти радовался новому походу. Все его спутники согласились идти с ним; Танис знал, что они так толком и не прижились среди беглецов.
Подготовка к путешествию отнимала у него все время, так что не надо было особенно кривить душой, убеждая себя – ему-де не было дела, что Лорана стала его избегать. Да и сам поход обещал поначалу быть чистым удовольствием. Ни дать ни взять вернулись золотые осенние дни: солнце ярко сияло, согревая воздух. Один только Рейстлин выбрал для себя плащ потеплее.
И даже разговоры между спутниками, пока они пересекали северную часть Равнин, были полны веселья и добродушного подшучивания – каждый вспоминал счастливые и беззаботные денечки, вместе прожитые когда-то в Утехе. Никто не заговаривал о том темном и страшном, с которым им пришлось совсем недавно столкнуться. Каждый хотел ждать от будущего только добра и пытался хотя бы на время выкинуть из памяти дурное.
По вечерам Элистан объяснял им учение древних Богов, почерпнутое из Дисков Мишакаль, которые он нес с собою. Рассказы его наполняли миром их души и укрепляли их веру. И даже Танис, который провел всю жизнь в поисках чего-то, во что можно было бы верить, а теперь, когда вера была обретена, взирал на нее со скепсисом – даже он в глубине души чувствовал ее справедливость. Ему хотелось уверовать, но что-то сдерживало его, и, глядя на Лорану, он сознавал, что именно. Пока он не разрешит своих внутренних противоречий, не примирит свою человеческую половину с эльфийской – душевного спокойствия ему не видать.
Только Рейстлин не принимал участия ни в веселом подтрунивании, ни в вечерних беседах у походного костра. Целыми днями маг изучал свою книгу заклинаний и только рычал на всякого, кто осмеливался оторвать его от занятий. После ужина – а ел он по-прежнему очень мало – он сидел в одиночестве, глядя в ночное небо с двумя зияющими дырами в звездном ковре, которое, казалось, отражали его бездонные зрачки, похожие на песочные часы.
