Начальник отряда стоял в стороне, глядя на пытки, слушая стоны и вопли обреченных.
— О, души ваши попомнят меня, когда вместе с демонами шефанго подвергнутся страшным мукам в Ямах Собаки! воскликнул он. — О, они попомнят Повелителя денледисси, герцога Гландит-а-Края, роковую судьбу всех шефанго!
Корум попытался разобраться в значении слов, половину из которых он не понял. «Шефанго» могло означать искаженное вадагское «сефано», то есть «негодяй». Но почему варвары называли себя «денледисси», почти наверняка искаженное «донледисси», в дословном переводе — «убийцы»? Может, они гордились умением убивать? И всех ли своих врагов мабдены, которые вне всяких сомнений враждовали между собой, называли «шефанго»?
Корум удивленно покачал головой. Он знал повадки многих животных, но поведение мабденов поставило его в тупик. Впрочем, ему не особенно хотелось вникать в их нравы и обычаи, о которых он, при всем желании, не мог судить беспристрастно. Пожав плечами, Корум пришпорил коня и поскакал в глубь леса.
Наверное, подумал он, мабдены прошли путь эволюции и регресса значительно быстрее, чем любые другие расы. Возможно, сейчас по земле бродят сошедшие с ума особи, оставшиеся в живых после гибели цивилизации. В этом, и только в этом случае становилось понятно, почему они уничтожали друг друга, подобно взбесившимся лисицам.
Желая как можно скорее попасть в замок Крача, молодой принц поскакал галопом. Принцесса Лорим, жившая по соседству со стадами мабденов, сумеет ответить на все его вопросы.
Глава 4
ЯД КРАСОТЫ ОБРЕКАЕТ ПРАВДУ НА ПОГИБЕЛЬ
Корум скакал по дороге и видел пепелища костров и разбросанный мусор следы, которые оставили после себя мабдены. На рассвете третьего дня добрался он до высоких зеленых холмов, окружающих долину Крача, и обвел взглядом окрестности.
В долине росли тополя, березы и вязы; она выглядела очень уютной в мягком утреннем свете. Но куда подевался замок принцессы Лорим?
Корум вытащил из седельной сумки карту и в который раз сверился с ней.
Замок, окруженный шестью рядами тополей и двумя кольцами вязов, должен был стоять в центре долины. Да, вот они — тополя и вязы. Но посередине — туманное облако, и ничего больше.
Молодой принц быстро поскакал вниз по холму. Запахло дымом. Чем дальше Корум продвигался вперед, тем больше дым ел ему глаза, тем сильнее першило у него в горле. Задыхаясь от кашля, он проехал последнее кольцо тополей. Перед ним лежали нагромождение камней, обуглившиеся деревья, расплавленный металл.
Дымящиеся развалины замка Крача. Огонь уничтожил замок, пожрал его обитателей — объезжая руины, Корум наткнулся на обгоревшие скелеты. Здесь шла битва. Он увидел сломанную повозку мабденов. Несколько мабденских трупов.
Разрубленную на куски вадагскую женщину.
Вороны кружили над пепелищем.
Принц Корум познал печаль. По крайней мере ему показалось, что он испытывает именно это чувство.
Он громко крикнул, в надежде, что хоть один обитатель замка Крача остался в живых, но не получил ответа.
Молодой принц повернул коня и поскакал на восток, в замок Сари. Он провел в пути более недели, и к его печали примешалось другое чувство. Принц Корум познал страх.
Замок Сари стоял в дремучем лесу, и попасть в него можно было только тропинкой, по которой сейчас скакал обессилевший Корум на обессилевшем красном коне. Лесные зверюшки разбегались в разные стороны, завидев Принца в Алой Мантии; пасмурное небо хмурилось тучами; моросил дождь. В свежем воздухе не пахло дымом, потому что замок Сари сгорел давным-давно. Черные камни развалин были холодны на ощупь, вороны объели трупы до костей и улетели в поисках другой падали.
И Корум заплакал, и спешился, и уселся на огромный валун, глядя на омытые дождем скелеты и черепа. Несколько часов сидел он неподвижно, словно сам превратился в камень, изредка издавая горлом бессмысленные звуки, которые не могли выразить всего того, что творилось в его парализованной душе. Он не знал принца Опаша, — хотя принц Клонски всегда говорил о нем с уважением, — и тех, кто жил с ним в замке. Но слезы текли, не переставая, из глаз Корума, пока он, измученный, не растянулся на валуне и не впал в сонное полузабытье.
Дождь продолжал моросить. Мелкие капельки стекали по алой мантии, по развалинам, по разбросанным там и тут костям. Красный конь нашел себе убежище под деревом и, глядя на своего хозяина, подогнул ноги, лег на землю и уснул.
Когда Корум очнулся, мысли в его голове все еще путались. Он понимал, что подобные разрушения — дело рук мабденов: надраги не сжигали замки своих врагов.
Кроме того, мир между вадагами и надрагами длился уже несколько столетий. Оба народа забыли, что такое война.
На мгновение Корум подумал, что надраги натравили мабденов на вадагов, но и это было сомнительно. Две древние расы, в каких бы отношениях ни находились, тщательно придерживались неписаного кодекса чести. И с уменьшением численности населения надрагам не требовалось расширять свои территории, а вадагам защищать наследственные земли.
Измученный от усталости, со следами слез на лице принц Корум оседлал коня и поскакал на север, в замок Гал. Он надеялся, что стада мабденов мигрировали только на юг и на восток и еще не успели разорить страну на севере и на западе.
Днем позже Корум остановился у небольшого лесного озера, чтобы напоить коня, и неожиданно почувствовал запах дыма. Вынув карту и тщательно сверившись с ней, он убедился, что вадаги никогда не строили замков в этой местности.
Корум задумался. Если неподалеку расположились на отдых мабдены, среди них могли оказаться пленные вадаги, а в таком случае надо было попытаться их спасти. Молодой принц решил отправиться на разведку.
Это действительно был лагерь мабденов, но лагерь постоянный, похожий на небольшие поселения надрагов, только гораздо примитивнее: одноэтажные каменные здания с покатыми крышами, из которых торчали трубы, стояли прямо на земле.
Вокруг лагеря лежали возделанные поля, предназначавшиеся, видимо, для посева злаков, хотя в данный момент на них паслись коровы.
Как ни странно, Корум не испытывал того беспокойства, которое охватило его несколько дней назад при виде стада мабденов. Тем не менее он предпринял все меры предосторожности: спешился в сотне ярдов от поселения и наблюдал за ним из укрытия в течение часа.
Из труб вился легкий дымок, но других признаков жизни Корум не заметил.
Он вновь вскочил в седло и подъехал к ближайшему дому. Никто не вышел к нему навстречу.
Корум откашлялся.
Где-то заплакал и тут же умолк ребенок, словно ему зажали рот.