Ознакомительная версия.
Из-за частокола, гоня перед собой смрадную волну, выползала повозка. Из тех, что не захочешь, а пропустишь. Волей-неволей. Всеволод посторонился. Придержали коней остальные.
Телега с набитыми по бокам высокими бортами медленно проскрипела мимо всадников. Рядом шагал, держа в руках вожжи, угрюмый возница в черной накидке, черным же и перепачканной.
В повозке места вознице не нашлось. Да и вряд ли была у него охота туда садиться. Там – мертвые, изрубленные и исколотые упыри, там – обожженная светилом плоть нездешнего мира, там – чулком сползающая кожа и лопающиеся нарывы.
Длинные, неестественно длинные руки, уже истонченные, оплывшие в солнечных лучах, будто дохлые змеи невиданных размеров, свешивались через задний борт и волочились за повозкой. Обломанные, утратившие былую прочность когти бессильно загребали дорожную пыль. А из-под толстого дна – в щели меж досок – обильно сочилось мерзкое, вязкое и липкое. Частая капель дегте-смолистого цвета, отмечавшая путь повозки, дымилась на солнце и быстро истаивала. Жирные потеки испарялись буквально на глазах.
Старая измученная лошадь («Крестьянская кобылка, – отметил про себя Всеволод, – ей бы плуг по полю таскать, а не такое…») остановилась, косясь с ленивым любопытством на прибывших всадников. Возница цыкнул, наподдал вожжами, понукая. Лошадь потянула зловонную ношу дальше. Возница даже не взглянул на чужаков.
Дребезжа, повозка перевалила через обочину, съехала с дороги, подкатила к обрыву, подступавшему слева чуть ли не под самый частокол. Остановилась на краю.
Кнехт рывком сорвал крепление на правом борту – на том, что ближе к пропасти. Сам сноровисто отступил в сторонку.
Дерево грянуло оземь. И в тот же миг по грубо сбитым щелястым и перепачканным доскам, словно по сходням, по горке словно, из телеги поползло, покатилось, посыпалось… С пол дюжины дохлых у пырей, не удержавшись в общей куче, соскользнули вниз. На край обрыва с хлюпаньем упали оплывшие, облезшие, размякшие от солнца тела. Потемневшие, побуревшие. Целые и не очень. За ними – отрубленные безволосые головы в уродливых наростах и нарывах. И отсеченные гибкие когтистые руки. И – почти человеческие – ноги. И вовсе уж бесформенные куски, вяло сочащиеся черной парящей слизью.
А расторопный возница уже достал из повозки крепкий шест с крюком на конце. Возница продолжал свой нелегкий труд.
Толчок.
Первая мертвая тварь полетела в пропасть.
Что ж, теперь понятно, откуда взялся тот странный завал под замковой горой. Перебитых во время ночных штурмов упырей тевтоны попросту сбрасывают с обрыва. Всех. В одну смердящую кучу. Чтоб подальше смердело. А то ведь закапывать всю эту падаль – никаких рук не хватит. Пропасть под орденской цитаделью, конечно, тоже не бездонная, но тут уж вся надежда на солнце. Светило этого мира должно растопить и расплавить плоть мира иного, прежде чем груда мертвых тел поднимется до уровня замка. Пока, как видно, солнышко худо-бедно справляется. День основательно притрамбовывал то, что накапливалось в Серебряных Воротах за ночь.
– Здесь, наверху, сильный ветер. – Конрад снова был рядом. Конрад объяснял… – Ветер уносит запах нечистой мертвечины.
Да, ветер поддувал. Но и от телеги с разворошенным грузом тоже тянуло изрядно. Вонь у края обрыва стояла такая…
– Будто целый тумен мангусов здесь полег, – поморщился Сагаадай.
– Ничего, – успокоил татарского юзбаши Конрад. – Насколько я понимаю, вниз уже сбрасывают последнюю партию.
– Ну и нечего пялиться, – отчего-то вдруг озлившись, буркнул Всеволод. Да и ясно отчего. Как-то не очень радушно их встречала Закатная Сторожа. Всяк тут занят своим делом, а к гостям, получается, и выйти некому. Ладно. Коли не встречают хозяева на пороге с хлебом-солью, самим придется в чужой дом входить.
– Поехали дальше, – приказал Всеволод.
Кони вступили в покосившиеся ворота тына.
Сразу за частоколом обнаружился ров. Вырытый в земле, выбитый в скале и обложенный к тому же почерневшей глиной. Воды во рву не было. Да и зачем – вода не задержит нечисть. Зато – полно пепла. Ветер развевал остывшую золу, поднимал сероватые-белые вихрики, норовя бросить горсть-другую в глаза. Судя по всему, не так давно во рву бушевал огонь. Прошлой ночью, вероятно.
А сейчас здесь тоже трудятся безрадостные изможденные люди в черных одеждах, в повязках и капюшонах, прикрывавших лица и волосы от кружащей в воздухе невесомой пепельной сыпи. Орденские служки со всем надлежащим тщанием чистили ров от золы и рассыпавшихся угольев, ровняли крутые края, намазывали новую глину взамен треснувшей и искрошившейся, укладывали сухой хворост, валежник, поленья и целые бревна.
Готовили новый костер…
Эти тоже в разговоры вступать не спешили. Косились только. Кланялись между делом Конраду. И работали, работали, работали… Без передыху. Кнехты ценили каждую минуту. И, видать, было за что. Дорога, видать, была цена таких вот дневных минут после захода солнышка.
Возле самого рва стояли телеги, доверху груженные дровами. В упряжи всхрапывали от пепла, забивавшего ноздри, кряжистые тяжеловозы с разбитыми бабками. Понятно – боевых лошадей на такую работу не отправляют.
Кони терпеливо ждали, чуть покачивая понурыми головами и слабо обмахиваясь хвостами. Мокрые, усталые. Дрова, по всей видимости, доставляли сюда из лесов, что начинаются у подножия замкового взгорья. А нелегкая дорога туда-сюда да вверх-вниз вымотает любую скотину.
По ту сторону рва высились замковые стены. Высокие, толстые, прочные. Во многих местах – особенно, на нижних ярусах – покрытые жирной копотью. Здесь тоже хватало дел: стены правили каменщики. Человек пять. Того же мрачного вида неразговорчивые кнехты. Толпились все у большой бадьи, орудовали каменотесными молотками и большими плоскими черпаками для раствора-замазки.
Всеволод присмотрелся. Ах, вот оно что… Кнехты ставили на место, а где нужно – меняли на новые темные исцарапанные глыбы, выдранные из кладки. Не выбитые тараном или ядром порока, а именно выдранные нечеловеческой силой и невообразимой крепости когтями. Больше всего пострадала стена за башней справа. Там и кипела работа каменщиков.
Еще Всеволод обратил внимание на то, что пространство между стеной и рвом непривычно, неразумно большое. А может, как раз наоборот: именно так – и разумно. Видимо, все задумано с таким расчетом, чтобы от жара, идущего снизу, не растрескалась кладка. Вон – и утрамбованная, обложенная камнем насыпь на краю рва имеется. Вроде бы и вал, а вроде и дополнительная защита крепости от огня.
По левую руку через ров перекинут широкий массивный подъемный мост. Здесь ров подходил к стенам ближе, чем в иных местах. И насыпь-вал здесь обрывается – ровно на ширину моста.
Ознакомительная версия.
