Ознакомительная версия.
Значит, правда? Значит, в самом деле? Достал-таки он в бою воеводу! По-ра-нил.
Всеволод попытался улыбнуться.
Бо-о-ольно...
Его-то самого тоже... Достали... Поранили... В голову. И хорошо так!
Да, его тоже... Но ведь сначала он... воеводу... А этого еще не мог. Никто. Никогда. По сию пору.
Всеволод снова попытался выдавить улыбку. Опять не вышло. Проклятущая боль в голове! И колокольный гул под черепной костью.
– ...Даже издыхая, Черный Князь вложит всего себя в свой последний удар, – продолжал старец. – И он будет бить не так, как я сегодня – вполсилы...
«Вполсилы»?! Так, выходит, это было полсилы? Вот почему шелом и череп уцелели.
– Мне-то ты нужен живым, Всеволод, – сказал, словно угадав его мысли, Олекса. – А вот Черному Князю твоя жизнь без надобности.
Боль усилилась. Голова раскалывалась. Полсилы... полсилы... полсилы...
– Скоро пройдет, – голос воеводы стал чуточку мягче.
Только Всеволод не верил. Не скоро. От таких ударов оправляются не скоро...
Вполсилы ударов!
– Над тобой уже сказано заговорное слово.
Что ж, заговор травника – дело хорошее, но даже он...
– Мое слово, Всеволод. Заветное. Тайное.
Что?! У Всеволода глаза полезли на лоб. О том, что воевода обучен не только убивать, но и исцелять, дружина не знала. Никому еще этот свой дар старец Олекса не открывал. А вот ему – поди ж ты открыл.
И ведь в самом деле!
Боль действительно отступала. Или просто кажется? Нет, правда! Волны, изнутри терзающие ушибленную голову, накатывали реже и становились все мягче, милосерднее.
А если лечит Олекса так же умело, как и бьется на мечах...
– Спи, – сказал воевода. – Проснешься здоровым. И будешь собираться...
Куда? Мысли начинали путаться.
– ...отправишься в путь...
В какой? Да, боль уходит, но голову взамен будто забивают мхом или ватой.
– ...в дальний путь...
Зачем? Но спрашивать, задавать вслух эти и прочие вопросы сейчас отчего-то не хотелось. Потом, потом, все потом... Когда-нибудь...
– Приходит твое время, Всеволод. В последнем бою ты прошел последнее испытание, и время твоего обучения закончилось. Но пока – спи.
Спи.
Спи.
Спи...
А вот это уже вроде и не старец Олекса шепчет. Кто-то в его собственной, Всеволодовой, многострадальной голове, чем-то мягким набитой, тихонько приговаривает. Глухо так, невнятно.
Спи...
Спать – хорошо.
И противиться тому нет ни сил, ни желания.
Боль ушла окончательно.
Пришел сон.
Странный сон. Колдовской. Заговоренный.
Не такой, как обычно, не такой, как раньше. Сон без сновидений. Только красным-красно было под закрытыми очами. Будто кровь одна лишь кругом, и будто тонешь в той крови.
Или уже не тонешь, а просто паришь, качаешься. Покоишься. Как во чреве матери. Как в могиле.
И – уютно. И – спокойно.
Красный сон длился долго.
Очнулся – как из стылой проруби вынырнул! Жадно глотнул воздуха. Задышал часто-часто. Пот ручьем лил со лба, стекал по вискам. В теле подрагивала каждая мышца, каждый нерв.
Сколько спал-то? Изменилось что? Всеволод глянул вокруг. Нет, все по-прежнему. Запах сухих трав, полутемная горница, муть пузыря в окне и копоть на потолке. Полати. Шкуры. Лавка. Перевязанный старец воевода. Сидит где сидел, только улыбается и смотрит непривычно приветливо. Да, вокруг ничего не менялось. Что-то поменялось в нем самом. Что? Да голова не болит – вот что! Совсем! Ничуть не болит! Всеволод поднял руку. Тронул. Ничего, ну, то есть ничегошеньки, даже шишки мало-мальской нет там, куда угодил меч воеводы. Чудеса! И ваты-дурноты тоже больше нет. И вялости. И сонливости. Бодрость только. Сила, здоровье бычье, желание горы воротить да деревья выкорчевывать. А нет – так хоть что-то делать. Немедленно. И много.
Ажно распирает всего!
Ай да воевода, ай да старец Олекса. Таково, значит, твое заговорное слово! Крепок, ничего не скажешь, крепок тайный заговор у сторожного воеводы. Столь же крепок, как и рука, в коей меч тяжеленный летает, аки птаха легкокрылая.
Всеволод откинул шкуру. Сел. Увидел свою одежду в углу. Хотел встать...
– Не спеши, – приказал старец. – Поговорим. Теперь – без мечей.
Поговорим? Всеволод вспомнил. Странные слова Олексы, кои слышал, засыпая. Или то почудилось, что слышал. Спросил:
– Мне нужно куда-то ехать?
– Нужно, – ответил воевода.
– Когда?
– Сегодня.
Всеволод снова кинул взгляд на одежду в углу.
– Но не прямо сейчас, – снова охолонил воевода.
– Куда? Зачем?
– А вот об этом и будет у нас с тобой разговор, Всеволод. Тебе ведомо, что есть наша сторожа, кем охраняется, от кого поставлена и какое порубежье ей должно беречь?
Странный вопрос! Любому ратнику сторожной дружины то известно. Сокрытая сторожа возведена в самом центре Руси – в непролазных лесах и болотах меж Черниговом и Брянском, в дремучем краю, вклинившемся средь земель Черниговского, Северского, Переяславского, Киевского, Пинско-Туровского, Полоцкого и Смоленского княжеств. На гиблую, не годную ни под пашни, ни под легкий промысел болотистую глухомань эту, издревле к тому же – со времен живших здесь прежде вятичей – помеченную недоброй славой, не зарились ни окрестные князья, ни бояре. Разбойный люд – и тот сюда носа не совал. И самые отчаянные охотники-бортники не забредали. Страшно потому как обычному человеку там, где следы великой магии таятся, хоть и не понимает он, отчего страх. А тут таилось... Такое... Этакое...
Вот и огибал окрестный народец леса да болота десятой дорогой. Крестясь и бормоча молитвы.
Ну, а раз нет ходоков, то и не знают ничего людишки об остроге с крепким осиновым частоколом. Не ведают черниговцы, северцы, переяславцы, киевляне и прочие соседи также о воинах, несущих здесь свою службу. И о незримых дозорах, что оберегают тайные подступы к лесной крепости, не подозревают. А если даже и догадываются о чем, то не мешают, почитая сторожных дружинников какой-нибудь лесной нежитью.
На самом же деле будущих воев сокрытой сторожи собирают из юных отроков по всей Руси. Посланцы Олексы ездят из княжества в княжество, ищут, согласно воле старца воеводы и по подробно расписанным им же признакам, тех, кто лучше других подходит для службы. Обычно берут сирот, не связанных сыновним долгом. А уж таких-то горемык на Руси всегда вдосталь. Особливо после голодных лет, мора, войн и нескончаемых княжеских усобиц.
Одних верные люди Олексы из холопской неволи выкупают, других уговорами и посулами завлекают, третьих – попросту умыкают, а самых неразумных-несогласных, бывает, порой и полоняют. Самого Всеволода увезли с родного пепелища. Аж из новогородских земель. Из небольшой деревеньки под Изборском, которую спалили дотла в очередном зимнем походе орденские братья-рыцари. Всеволод пошел в сторожу сам, с радостью. Как посулили сделать воина из воинов – так и пошел. О мести немцам думаючи.
Ознакомительная версия.
