…Словом, началась у меня не жизнь, а сказка. Муженек потакал всем моим капризам и даже не думал противиться, когда я изъявила желание поучаствовать в управлении государством. Правда, его министры были не очень-то рады моему вмешательству, но… Капелька апельсинового сока, подлитого в их кубки, быстро сделала своё дело. Подпоила я их немного, но вполне достаточно, чтобы заставить прислушиваться к моему мнению. Ну а к тому времени, как действие зелья окончится, думаю, они успеют оценить меня по достоинству!
Я, надо сказать, вовсе не была профаном в политике и экономике, папенька с малолетства натаскивал меня на управление государством. Это уж после он решил, что лучше выгодно выдать меня замуж, чем сделать своей наследницей, а сперва-то лелеял иные планы. Жаль, я тогда была слишком молода и глупа и не поняла всей опасности его новой затеи. А так сидела бы я мирно дома при принце-консорте, возможно даже, молодом и симпатичном… Эх, что уж теперь жалеть! Надо работать с тем, что есть.
Итак, не прошло и пары месяцев, как изнемогающий от любви и слегка сдвинувшийся на этой почве король Марк совсем сдал позиции и отошел на второй план. В отсутствие мужа бразды правления приходилось брать в свои нежные ручки мне, и вскоре министры привыкли бояться моих грозных окриков (луженая глотка мне досталась в наследство от дедушки-полководца) и начали послушно вздрагивать, когда я лупила кулаком по столу, а придворные дамы перестали падать в обморок, увидев меня в штанах.
Конечно же, я заставила старичка Марка написать завещание в мою пользу, а то вдруг у него какие-нибудь хваткие родственнички имеются. От хватких родственничков с приличной армией меня завещание бы не уберегло, но это уже другой разговор.
И всё бы было совсем хорошо, если бы не… поклонники!! Тут они играли не на лютнях, а на гитарах, но песни сочиняли столь же отвратительные, что и мои соотечественники…
Но и это бы я пережила, не привыкать, в конце концов. К несчастью, спать спокойно мне мешал Вейден. Вернее, не сам Вейден – он смирно сидел взаперти, – а мысли о нем. Я как-то наведалась к колдуну в темницу и убедилась, что он не просто терпеть меня не может, он меня ненавидит! И что с ним делать? Выгнать опасно, но не держать же его в цепях всю оставшуюся жизнь! Разве только казнить, но это нерационально, хороший колдун дорогого стоит. И я приняла решение…
– Ну что? – спросила я, спустившись как-то в подвал. – Жив ещё? Месть обдумываешь?
– Как же я тебя ненавижу… – тихо ответил Вейден. Мне и впрямь стало не по себе от его взгляда, а напугать меня – это надо постараться.
– Ненавидь сколько душе угодно, – отозвалась я, потом позвала сторожа и тихо отдала ему кое-какие указания касательно Вейдена. – И выбирай выражения, когда разговариваешь с королевой!
В следующий раз я пришла через несколько дней.
– Как дела? – спросила я. Вейден не ответил. – Пить не хочешь?
Вейден смерил меня яростным взглядом и выдавил что-то нечленораздельное. Да, без воды и в самом деле ни туды, ни сюды…
– Хочешь, – удовлетворенно кивнула я. – Ну, попроси меня, может, дам воды… Давай, давай, умоляй меня, да на коленях, как полагается! Я жду!
Вейдену, наверно, очень хотелось жить, раз он пошел на такое унижение. Он действительно встал на колени и выговорил:
– Пожалуйста… прошу тебя…
– Плохой из тебя актер, – вздохнула я. – Ладно, я добрая сегодня. Держи!
Я кинула за решетку полную фляжку. Вейден осушил её одним глотком.
– А это – на закуску, – сказала я и бросила к его ногам порядком сморщившееся яблоко.
По глазам Вейдена я увидела, что он всё понял. Вовсе не вода была в этой фляжке, а остатки приворотного зелья. Но… ненавидеть меня меньше он не стал… Вот так. Теперь навредить мне он не мог, потому что любил меня до безумия. Но и ползать за мной на коленях он не стал бы, поскольку по-прежнему люто ненавидел. Ах, надо было заставить его принять зелье из рук моей нянюшки… Задним-то умом все крепки!
Через пару дней я рискнула выпустить Вейдена из темницы. Я поселила его в дальней части дворца, в башне.
Дворец, надо сказать, был строением весьма бестолковым. Плана застройки я пока не нашла, но в том, что здесь есть потайные ходы, не сомневалась, надо было лишь отыскать их, чем я и занималась на досуге. Вот в башне, самой последней пристройке, таких ходов точно не имелось, именно поэтому я и определила туда Вейдена. Не хватало, чтобы он заявился ко мне ночью через потайную дверку и что-нибудь отчудил…
А ещё через две недели меня постигла тяжелая утрата: скончался мой драгоценный супруг. Думаю, от неразделенной любви. Разумеется, я организовала пышнейшие похороны, страна погрузилась в глубокий траур, я печалилась, как могла, а ко мне в гости заявился дражайший папенька. Ему только повод дай…
Когда папенька подкатил к парадной лестнице, я вышла ему навстречу. Надо сказать, траур шел мне невероятно, и я решила, что буду очень скорбеть по мужу, чтобы не снимать полюбившийся черный цвет как можно дольше.
– Доча!! – заорал папенька, завидев меня, и распахнул объятия.
– Папаня! – рявкнула я в ответ и позволила себя немного потискать. Тут я узрела ещё одну знакомую фигуру и ужасно обрадовалась: – Нянюшка!!
– Дитятко! – громыхнула она басом и, расшвыряв некстати подвернувшихся лакеев, сгребла меня в охапку и легонько подбросила вверх.
Мои юбки взметнулись в воздух, придворные впали в шоковое состояние при виде такой непочтительности к моей особе, но, поскольку замечания нянюшке я не сделала, произвели соответствующие умозаключения. Думаю, в ближайшие несколько дней у нянюшки отбоя не будет от всяких просителей… Представляю, что она может сказать в ответ на просьбу составить протекцию!
Я подавила смешок и повела папеньку во дворец. Папенька вел себя, как дома, то есть совершенно неприлично: хлопал фрейлин пониже талии, присвистывал при виде богато убранных залов и шумно восторгался ливреями слуг. По-моему, он решил, что это исключительно его заслуга: ведь это он воспитал такую замечательную дочку, как я!
Принимать августейшего родителя полагалось в огромном зале. Там стоял такой длины стол, что разговаривать с человеком, сидящим на противоположном конце, не представлялось возможным. Впрочем, папеньку сие обстоятельство нимало не смущало, поскольку голосина у него – дай боги каждому… Вернее, не дай боги!
– Иля!! – заорал он в очередной раз, и пожилая графиня уронила себе на платье устрицу.
– Чего тебе? – отозвалась я, без особого труда перекрывая гул разговора. Зычный голос – это у нас семейное.
