Когда они оказались вдали от чужих ушей, отец Савелий заговорил:
- После казни короля Рилла по стране катятся бунты, неурожаи, бедствия: ведь кровь королей больше нас не защищает. Лже-Равель обещает вернуть прежнее благоденствие.
- И ей верят?
Отец Савелий пожал плечами.
- Аристократы надеются занять при самозванке высокие посты. А простым людям неведомо, где правда.
- И церковь ничего не может сделать?
- Там, где проходит самозванка, церквей не остается, - сухо ответил священник.
Они помолчали. Вокруг простиралось небо. По траве плыли тени облаков, вдали под тремя солнцами колыхались березы, и невозможно было представить, что этим вечером кого-то убили.
- Я знаю, почему казнили Реза, - наконец сказала Дора. - Я помню серую чуму. Но я не могу понять, почему ему не дали оправдаться, почему секли, как животное, почему...
Ее голос прервался. По щекам девушки потекли слезы.
- Я знаю, ты его любила, - кивнул отец Савелий. - Но не стоит винить святых братьев. Они выполняли свой долг.
- Они?! - Девушка подняла заплаканное лицо. - Вы!
- И я тоже. И отец-настоятель. А ты поступила бы иначе, будь ты на нашем месте?
Дора промолчала.
- Мне надо идти, - сказал отец Савелий. - А тебе предстоит допрос. Это неприятно, но я уверен, что...
Он осекся. Далеко впереди из-за рощи выехала группа всадников. За ней ехал экипаж, запряженный четверкой лошадей.
- Делегация от лорда-регента, - встревоженным голосом проговорил отец Савелий. - Это его цвета. Неужели он уже знает о казни?
Над монастырем плыли подсвеченные тройным солнцем облака. Ветерок по-прежнему шевелил листву, но у Доры сжалось сердце в предчувствии близкой беды.
Всадники на разгоряченных лошадях въехали в обитель через главные ворота. Оттуда послышались голоса. Отец Савелий уже спускался со стены. Дора шагнула было за ним, как вдруг сдавленный вскрик коснулся ее ушей. За ним последовала мертвая тишина.
Дора перегнулась через стену и осторожно посмотрела вниз. Отец Савелий замер на лестнице.
По двору шел человек в темной одежде. В левой руке его блестел нож. На поленнице и на лужайке раскинулись темные силуэты. Дора не сразу поняла, что это тела святых братьев. А когда поняла, медленно осела на ступени.
Отец Савелий бесшумно подошел к ней.
- Здесь нас найдут, - тихо проговорил он, опускаясь рядом.
- Что происходит? Зачем лорду-регенту убивать святых братьев?
- Даже если бы я знал, мертвым эти знания ни к чему, - очень серьезно ответил отец Савелий. - Если убьют всех, свидетелей не останется. Отсюда надо выбираться.
- Разве мы не будем защищаться? Ведь святые братья...
- Против этих людей нам не выстоять. А тебя я им отдать не могу. Надо бежать.
- Как?
Отец Савелий поднялся.
- Тайный ход в библиотеке. Идем.
Дора не помнила, как одолела лестницу. В висках стучало, и хотелось только одного: проснуться и вздохнуть с облегчением, поняв, что это был сон.
По лужайке раскатились дрова из поленницы, обагренные кровью. Ветер шевелил рукав серой рясы на мертвеце. Откуда-то тянуло дымом.
- Нам нужно двигаться быстро, - озабоченно сказал отец Савелий. - Если они подожгли обитель...
Он не договорил. Из монастыря донесся крик, и сразу за ним - слитный вопль отчаяния и ужаса. Казалось, он пронзал даже стены.
Дора и отец Савелий переглянулись.
- Отец-настоятель остался в большом зале...
- Вместе с воспитанниками, - докончил отец Савелий. - Мы сами приготовили себе ловушку!
Дора приоткрыла дверь. В дальнем конце коридора темнели распахнутые настежь двери в большой зал. Оттуда доносились голоса, но криков уже не было слышно.
Они все мертвы, поняла Дора. Чем бы это ни было - страшным совпадением, безумным планом лорда-регента или бандитским рейдом - ее сводные братья и сестры мертвы, как и Рез.
Судя по его мрачному виду, отец Савелий думал о том же.
- Направо, к лестнице, - шепнул он. - Если нам повезет, мы успеем добраться до библиотеки.
Дора рванулась было к лестнице, но отец Савелий удержал ее.
- Еще одно, - сказал он. - Если ты выберешься, а я нет, передай одно: нижние подвалы. Передай обязательно.
- Кому?
- Равелитам, святым братьям, кому угодно! Но не регенту! А теперь беги!
Дора кинулась вслед за священником. На лестнице не было ни души: убийцы, где бы они ни были, не выставили постов. Но до лестницы они не добежали. Послышался звон, и вниз по ступеням к ногам Доры подкатился серебряный кубик. Девушка машинально наклонилась, чтобы его подобрать.
Сверху раздался грохот. Что-то тяжелое ударилось о ступени, затем еще раз, и перед взорами Доры и священника предстали двое: мужчина в черном, которого Дора видела во дворе, и давешняя незнакомка из большого зала. Дора еле сдержала вскрик, когда хрупкая девушка врезалась спиной в стену и покатилась вниз по ступеням.
Мужчина в черном перевел взгляд на Дору и присвистнул. В следующий миг его взгляд сделался жестким, и он поднял руку с зажатой в ней трубкой.
Дальнейшее происходило мучительно медленно и навек запечатлелось в Дориной памяти: отец Савелий шагнул вперед, чтобы прикрыть свою воспитанницу, и вдруг издал странный клокочущий звук и рухнул на колени.
Дора бросилась к нему, уже понимая, что не успевает. И не успела: отец Савелий вскинул руки и опрокинулся на спину. В его горле торчала железная стрелка.
Дора заглянула в мертвые глаза и отшатнулась. Ее трясло.
В следующий миг ее схватили за плечо и грубо потащили. Дора едва осознавала, куда ее ведут, пока вечерний холод не ударил ей в лицо: она стояла на главном дворе под кухонным навесом. Вокруг расположились мужчины, одетые в черное. На траве валялась куча из сине-красных мундиров и плащей: похоже, цвета лорда-регента уже сыграли свою роль.
Дора уставилась в землю. Краем глаза она видела три мертвых тела возле конюшни, но разум отказывался их замечать. Пахло гарью. В паре шагов на земле валялась незнакомка в плаще, связанная по рукам и ногам. Ее капюшон съехал на сторону, под глазом темнел кровоподтек, она тяжело дышала, но была жива.
Запах гари делался все сильнее. Дора непроизвольно поежилась - и заметила движение. По всему двору бандиты расступались перед кем-то. А спустя минуту она увидела, перед кем: из мертвой обители вышел невысокий человек с аккуратной темной бородкой.
Он остановился перед ней. В его поклоне не было ни капли издевки.
