— Ты там скоро? Что застрял? — Лешку расшевелил голос виконта, и он стал механически поливать ему воду на спину и шею. Виконт фыркал и кряхтел от удовольствия.
— Хорошо! Теперь дай полотенце.
Вытершись поданным полотенцем, виконт, улыбаясь, сказал:
— Умылся, чистым стал. Я уже не воняю?
— Чего? — Лешка не понял вопроса.
— Вонючая я гнида или уже не вонючая? Пахнет от меня козлом драным?
Лешка побледнел. Виконт, оказывается, знает русский язык. Теперь он пропал. Забьет до смерти.
— Ничего, кроме развлечений я в жизни не знаю? Может быть и так. Тебе ведь виднее. Куда мне, избалованному молокососу, до тебя, умудренного жизнью.
После этого глядя с довольным видом на остолбеневшего Лешку, виконт ушел в дом. А Лешка всё стоял и стоял, ничего не соображая. А что соображать — то? Пропал, совсем пропал!
Когда подошел вымывшийся Альвер, собирая вещи своего виконта, Лешка стал немного приходить в себя.
— Послушай, Альвер, а откуда у виконта такая спина? И клеймо.
— Виконт мальчишкой в рабстве был. Полтора года. Вот его и били, а он все равно не подчинялся. Несколько раз уже почти умер.
— В рабстве? Так он же виконт. А виконты разве бывают в рабстве? А его отец, что делал?
— Чей отец? Виконта?
— Да, его.
— Виконт сирота.
— А ваш граф, который калека старый?
— Какой такой старый калека?
— Ну, граф Дарберн.
Лешка согнулся вдвое, в глазах потемнело, дыхание перехватило. Это его Альвер ударил под дых.
— Ты что про нашего графа говоришь!?
— Я не виноват, мне в Амарисе говорили, что ваш граф калека, — ответил Лешка, когда отдышался.
— У его светлости нет кистей рук. Но он не калека. И не старый. Он старше виконта на два года.
— Я же не знал.
— Теперь будешь знать.
— Послушай, а кто тогда виконт графу?
— Брат. Но не родной, а кровный.
— А родители виконта кто были?
— Никто не знает, а он не говорит.
— А виконт, он родом из этих, из аристократов?
— Вроде, нет. Его светлость говорил, что из простых. Только слухи ходят, что он королевского рода. Потомок незаконнорожденного сына первого короля Лоэрна. Но это слухи. И сам виконт над ними смеется.
— В детстве он, значит, был рабом? А до рабства?
Альвер нахмурился.
— Бродяжничал. Но это я тебе сказал, чтобы ты знал, а не болтал всем. Понял?
— Понял.
Значит, этот виконт совсем не из избалованных сыночков местной знати. Даже, наоборот. Детство тяжелое. Не позавидуешь. А он его считал изнеженным и высокомерным. Надо же, как ошибся. Да еще и обозвал его козлом и гнидой. Теперь жди плетей.
— А за что тебя виконт плетьми бил?
— Я не знаю. Захотелось просто. Характер такой мерзкий. Дерьмо он.
— Родные у тебя есть?
— Конечно. Мой отец барон Шелвак, у него замок на юге Ларска.
— А чего ты не у отца, а служишь этому виконту? Он же тебя так бьет. А ты ведь баронет.
— Кто бьет?
— Виконт?
— Какой виконт.
— Этот. Ксандр.
— Ты что, ненормальный?
— Ты же сам сказал, что виконт тебя плетьми.
— Нет, ты, наверное, дурак. Меня виконт Аларес, сын каркельского графа бил. А Каркел под рукой Лоэрна. Он захватил этой весной наш замок. А милорд Ксандр малыми силами отбил его и всех пленил. Потом этого Алареса на центральной площади Ларска плетьми отодрал. Отомстил за нас. И вообще, наш милорд, знаменитый воин. Он после этого пошел на орков. Всего с тысячью солдат, а орков было сто тысяч. И всех до единого убил! Сам своей секирой не одну тысячу положил! Он великий воин! И служить у него почетно. Раньше, когда я приезжал в Ларск, другие баронеты со мной и не разговаривали, только посмеивались. А сейчас, когда я стал оруженосцем у его светлости, в прошлый приезд в Ларск все они мне так завидовали! И в друзья набивались. А ты так говоришь!
— Точно, я дурак.
— Конечно, дурак. К тому же и дерьмо еще, раз такое подумал про милорда Ксандра.
— А если он и в самом деле тебя избил бы так?
— Ксандр не способен на подлость или иное плохое. Даже если он меня без причины изобьет до полусмерти, я все равно буду его любить и уважать. Потому что если нет причины, по которой он меня изобьет, то значит, я ее просто не знаю.
— Ну, я — то знаю причину, по которой меня сегодня изобьют, — тихо прошептал Лешка.
Через пару часов его позвали к виконту. На ватных ногах Лешка вошел в приемную залу. Там был виконт вместе с Хелгом. Виконт был каким — то мрачно — грустным, а Хелг, не скрываясь, смотрел на Лешку с презрением и даже ненавистью. Значит, виконт рассказал Хелгу, как он его обозвал. Ох, что сейчас будет!
Молчание затягивалось.
— Ты ничего не хочешь сказать? — произнес, наконец, виконт.
— А чего говорить — то? Я виноват, не знал, что вы понимаете мой язык. Наказывайте.
— Ты об этом? Это мелочь. Мальчишеская шалость. Я о другом.
— О чем?
— Вот я и хотел это узнать.
— Я не понимаю.
Виконт потянулся к столу и сдернул ткань. Под ней лежали золотые ложки и кошелек. Лешка впился в них глазами и вздрогнул. Нашли! А он еще и выдал себя. Думал о другом, вот неожиданно и попался, задергался.
— Да, — грустно сказал виконт. — Я — то еще надеялся, что это не ты. Пункт первый. Не врать. Пункт второй. Не воровать.
Лешка заплакал.
— Пункт четвертый. Впрочем, это не важно.
Всё. Теперь точно убьет. На коленях что ли прощение просить? Так, эти дурацкие пункты. Пятый — на колени не вставать. Точно — убьет. И Лешка заплакал еще больше.
— И что мне с тобой делать?
— Пожалуйста, не убивайте. Я больше не буду. Правда, не буду.
— Убивать? Значит, так. Возьми эти деньги и золото.
— Зачем? Они ваши и милорда Хелга.
— Медянки не мои. Откуда они у тебя? — это уже вмешался в разговор Хелг.
— Я взял у солдат.
— Не взял, а украл.
— Деньги и золото уже не наши. Возьми. — Повторил виконт.
Лешка взял со стола ложки и кошелек, но не знал, что с ними делать.
— Никто в этом замке не возьмет в руки ворованное. Кроме тебя. Так что это теперь все твое. А теперь, что делать с тобой. Ты хотел с ворованным сбежать из замка? Так?
— Так.
— Что же. У тебя теперь два пути. Первый. Забираешь с собой деньги и золото и уходишь из замка. Куда хочешь, но так, чтобы я тебя никогда не видел. Поэтому постарайся уйти из Ларского графства. Хелг, распорядишься, чтобы его беспрепятственно выпустили.
— Хорошо.
— Второй путь. Находишь старшего конюха и отдаешь деньги ему.
Лешка поднял удивленные глаза на Ксандра.
— Но ведь вы же сказали, что никто в замке к деньгам не притронется.
