За окном и вправду осень — я ощущаю это каждой клеточкой своего тела. Пахнет гниющей листвой и вчерашними хот-догами. Еще рядом пахнет Кимом. Как-то по-особенному пахнет.
— Посмотри на это по-другому, Кесси. — Он осторожно толкает меня в спину, наверное, по направлению к машине. — Это просто забавное приключение, необычный сон. Называй, как хочешь. Тебе ведь снятся сны?
— А тебе, Ким? — неожиданно для самой себя переспрашиваю я. — Тебе снятся?
— Мне хватает реальности, — как-то слишком серьезно шепчет он.
…
Он говорит, что у меня красивые глаза. А я не знаю, не могу узнать. И, наверное, никогда уже не узнаю.
Машина снова наполняется звуками классики. Такое смутное чувство, что это Шопен. И мне хочется танцевать, зажмурить глаза, чтобы не видеть даже темноту, и танцевать. Кружиться вместе с листьями в их осеннем вальсе.
С трудом мне удается найти ремень безопасности. Пристегиваюсь. Потому что Ким едет слишком быстро — чувствую.
Мне уже все равно, куда мы едем. Плевать, что со мной будет через час, через минуту. Мне все равно, потому что единственному человеку, которому я доверяла, оказывается, нельзя доверять.
И все же я почему-то вспоминаю, как тогда, пять лет назад, он спас мне жизнь. Я тогда еще не знала, что Ким — это Ким, что потом он станет моим единственным другом.
Я жалею только о том, что перестала видеть именно тогда, когда его руки впервые подняли мое тело. Я была почти мертвая, напрочь разбитая. А потом я стала еще и слепой.
Когда меня выписали из больницы, я привела Кима в офис. О таких местах людям нельзя знать по определению. Мы, конечно, говорим просто "офис", но подразумеваем под ним нечто другое. И Начальнику, как ни странно, Ким понравился.
А я вскоре ушла. Какой от тебя прок, если ты ничего не видишь?
Я выныриваю из воспоминаний: кто-то дергает меня за плечо.
— Ты думаешь, я и вправду бы так сделал? — спрашивает Ким, и я делаю вид, что не могу понять, о чем он говорит.
— Что сделал? — отвечаю со всей злостью, но опять не выходит. Я отвратительная актриса.
— Думаешь, я выдал бы им тебя?
Я молчу. В этот раз я просто не хочу лгать.
3. "Он говорил, что убьет меня, если я сделаю хотя бы один шаг. Я не поверила. Он выстрелил"
Он говорил мне, чтобы я стояла на месте, не дергалась. Просто не шевелилась.
Он говорил мне, чтобы я не пыталась его обмануть.
Говорил, что убьет меня, если я сделаю хотя бы один шаг. Я не поверила. Он выстрелил.
И его ужасное морщинистое лицо, покрытое омерзительными оспами, было последнее, что я увидела в своей жизни.
Ким тоже говорит, что мне не надо лезть не в свое дело. И я снова не верю.
…
Теперь я понимаю, почему слепым так тяжело в больших городах. Слишком много шума.
И самое страшное, что я слышу все: слышу, как еще только начавшие свой день клубы сотрясаются от грубой музыки как при сильнейшем землетрясении; слышу каждое слово, произнесенное в пределах моей слышимости; слышу бесконечные клаксоны автомобилей… Единственное, что успокаивает: среди всей этой какофонии я по-прежнему слышу его тяжелое дыхание.
— Ким?.. — окликаю. Но он не отвечает. — Ким?
Снова молчание. Чувствую, что машина начинает тормозить. Мне решительно плевать, куда он завез меня, сейчас это не имеет значение.
— Ким? Чертов ублюдок, ты слышишь меня?!
Я медленно начинаю вскипать. В таких случаях меня бесит в нем все, все — от ковбойских сапог до вечной ухмылки. Со злости ударяю кулаком по приборной панели, но понимаю, что только отбила себе руку.
— Мне нравится, когда ты злишься. — Я слышу его заносчивый шепот прямо над моим ухом. Где-то рядом. Он дышит мне в ухо и снова улыбается — знаю эту его особенность наизусть.
— Ким?.. — уже более мягко спрашиваю я, но слышу только, как хлопнула водительская дверца. А уже через мгновение все мое тело обдает свежим осенним ветерком. Особенным чикагским ветерком.
Он помогает мне выбраться.
Наступив в лужу, я снова чертыхаюсь.
— Ты такая предсказуемая, Кесс, — смеется он.
Уже не "Кесси", а "Кесс". И мне кажется, что Ким слишком много себе позволяет.
…
— Вы верите в Бога, мисс? — спрашивает голос. Незнакомый. Потусторонний. В смысле, по другую сторону от меня.
Когда-то мне уже задавали подобный вопрос, и я ответила "нет". Ответ был неверный ответ, заведомо ложный. Эта крохотная ошибка почти стоила мне жизни.
Еще никогда мне не удавалось отвечать на подобные вопросы верно. Это как коробка с сюрпризом: никогда не знаешь, окажется ли там озлобленный геккон или же на тебя брызнет кислотой. В любом случае, ты остаешься в проигрыше. Вот и вопросы с изюмом я ненавижу в этой жизни больше всего.
Так что как бы я не ответила, ответ будет неверным. Нечестная игра.
Прикусываю нижнюю губу и думаю над ответом. Затем стараюсь вежливо улыбнуться.
— Только если Бог верит в меня.
Я слышу забавный смех — это Ким стоит совсем рядом. Ни на секунду я не забываю о его присутствии, так тяжело он дышит.
Обладатель незнакомого голоса тоже смеется. Задиристо, хрипло. Как смеются полные жизни старики.
— Конечно, он верит в тебя, дитя мое, — говорит незнакомец. У него приятный голос, такой… располагающий. Такому голосу обязательно хочется довериться и моментально выложить все свои самые сокровенные мысли. Чем-то сродни психиатру, только с такими людьми разговаривать на самом деле приятно.
Я не стала спорить с незнакомцем, говорить, что он не может знать наверняка, поэтому лишь слегка улыбаюсь, чтобы, как минимум, не показаться невежливой.
Незнакомец определенно очень стар. Потому что дышит слишком часто (даже намного чаще, чем Ким), а еще потому что от него по-особенному пахнет. Я бы сказала, преждевременным разложением.
Ким слегка подталкивает меня, чтобы я шла вперед, но какой-то глубоко заложенный инстинкт заставляет меня остановиться, схватиться за дверной косяк. На мгновение мне кажется, что я иду в само логово дьявола.
Не помню, что тогда шепнул мне на ухо Ким, но я тут же расслабляюсь.
У старика типичная чикагская квартира: сильно накурено — только вот запах не как от обычных сигарет — скорее, от сигар. Она маленькая, и я чувствую это, потому что могу спокойно дотянуться правой рукой до одной стены, одновременно касаясь левой рукой противоположной. Но Ким говорит, что это только прихожая.
