— Вот для чего дамы надевают пять нижних юбок и рубах, — подумала она, разглядывая заметно покруглевшую, но всё также неприметную фигуру.
Синий цвет ей совершенно не шёл, делал ещё более бледной и болезненной, волосы выглядели вороньим гнездом после урагана, серьги оттягивали уши. А глаза вообще казались жестокой насмешкой над всем женским родом: один чёрный, доставшийся по наследству от матери, второй — ярко-зелёный, приобрётший такой оттенок после смерти отца (лекарь утверждал, что это от силы вурлока). Притом от переживаний оба покраснели и опухли. Карина не ручалась за вкусы своего наречённого жениха, но она сама не связала бы свою судьбу с таким пугалом ни за какие богатства Императора.
Солнце вяло и сонно поднимало голову из-за верхушек Кольцевых гор, когда большая крытая карета, запряжённая четвёркой откормленных соседских лошадей, пронеслась по улицам Постава в сторону приграничных оцеплений. Она почти двадцать лет стояла забытая и запылённая в дальнем сарае с тех пор, как Лактасса, будучи ещё совсем молоденькой девушкой, загрузила приданное в специальное отделение и отправилась по велению родителей на край света к ни разу не виданному прежде мужу. Колёса заржавели и тяжело скрипели, дверцы хлопали на поворотах, а обитые войлоком сиденья неприятно пахли пылью и старостью, но эта карета стала для Каринки лучшим, что девочка видела в жизни. Именно в таких старинных повозках и стоит отправляться в странствие, именно эти шаткие бока поджидают за поворотами настоящие приключения, только в таких двигающихся крепостях и отправляются на подвиги герои.
Возле заставы их встретил новый командующий поставскими гроллинами. Седой сутулый мужчина, с длинными вислыми усами, встретил их усталым взглядом человека, измученного жизнью и бумажной волокитой. Он вяло морщился, выслушивая причитания и просьбы госпожи Корсач, и только сверлил глазами карету, забитую тщательно скопленным за долгие годы приданным неприметной девицы. Лактассе пришлось серьёзно постараться, чтоб вытребовать проезда из объявленного на военном положении города. Она просила, показывала расписку о помолвке дочери, вспоминала славное прошлое безвременно почившего за безопасность Постава мужа и, в конце концов, пригрозила пожаловаться за такое самоуправство градоправителю и главе союзной армии. Усач слишком хорошо знал слухи, ходившие о несчастной вдовушке, и имел достаточно хорошую фантазию, чтоб быстро представить какой будет скандал, если рыдающая будущая тёща на рассвете ворвётся (а она ворвётся, он мог и не сомневаться) в покои главнокомандующего с кляузой. Мужчина неохотно согласился, измученно хватаясь за истерзанную надрывным женским визгом голову. Каринка даже пожалела его на какой-то момент, за последние годы она вполне привыкла к матушкиным истерикам и спокойно переносила любые завывания, но первое время тоже пугалась такого тона.
— И нам нужна охрана! — победоносно подытожила несчастная вдова, вскидывая острый подбородок. — Не думаете же вы, что моя благородная дочь отправится сквозь дикие, кишащие бандитами земли одна одинешенька!?
— Хорошо, будет вам охрана, — процедил сквозь зубы готовый взорваться мужчина.
— Но только лучшая! — поправила его Лактасса.
— Не сомневайтесь…
Что-то в его тоне подсказало Каринке, что командующий решил отыграться за полчаса терзания нервов именно сейчас. Улыбка показалась ехидной ухмылкой вороватого кота растерзавшего тряпку, которой его хлестал мясник. Карина отступила за матушкину спину, почувствовав, что командир догадался о её мыслях.
Не прошло и пяти минут, как на построение явилось четверо вызванных гроллинов. Едва увидев их, девочка поняла, что командующий улыбался не зря. Скорее всего, созваны были те, чей один вид уже вводил усатого командира в состояние лёгкого бешенства, и держать их при себе в условиях военных действий было чревато полным развалом боеготовности.
Первым, высоко задрав едва поросший реденькой и неуверенной щетиной подбородок, стоял худощавый молодой офицер. С первого взгляда Каринка признала в нём соседского грубияна, что швырялся камнями в собак и всё время норовил украсть яблоки из их сада. Владомир (корень "владеть" или "мир" настолько не писался с его личностью, что прежде Карина всегда мысленно сокращала имя соседа к "до"), одетый в новенький мундир, как и подобало сыну аристократа, гордо смотрел на не слишком благородного командира и обедневшую семью, словно он был, по меньшей мере, личным советником Императора, а окружающие побирались возле дворца.
"Вот бы вурлоки поумерили его спесь, — подумала девочка, злобно глянув на зачёсанные назад медные вихры соседа (из-под вуали она не боялась смотреть куда захочется), и тут же поправилась, устыдившись: — Или за волосы потаскают…"
Офицер в упор не узнавал соседей, или делал вид, что не узнаёт, от чего в девочке начинала бурлить бессильная обида и злоба. Она-то прекрасно помнила его и с малых лет лелеяла надежду отомстить чванливому зазнайке, дразнившему её за нескладную фигуру.
Поодаль от него в локтях двух стояли два высоких гроллина в причудливых доспехах, закрывавших их от макушки до пяток, превращая в подобие игрушечных солдатиков. Мужчины так тесно сжимались металлическими плечами, что казались единым целым. Каринке даже захотелось проверить, нет ли в их доспехах какого-нибудь шурупчика, свинчивающего их вместе. Идеальная выправка, немалый рост — телосложение у них было настолько схожим, что различить мужчин можно было только как левого и правого. Девочка тут же нарекла их "огромллинами", настолько они выделялись из общей массы. Пожалуй, они бы могли сойти за прекрасных воинов, достойных защищать Империю, но что-то же настолько в них не понравилось командиру, что он решил выслать обоих подальше. Каринка вдруг очень захотела незаметно приподнять вуаль, чтоб лучше рассмотреть их, как вдруг в прорези шлема правого "огромллина" сверкнули красным светящиеся глаза. Девочка сошла с лица и сильнее уцепилась в плечо матери, стараясь больше не смотреть в их сторону и даже не думать об этих двоих.
Последним из сопровождающих был исключительно странный мужчина лет пятидесяти. Ростом он не на много превосходил Каринку, а в плечах мог тягаться с матушкиным комодом из южной гостиной. Непомерно огромным у него было всё: крупные ноги в тяжёлых кованых сапогах, длинные руки толщиной с лошадиную шею и такими большими кистями, что казалось, он за раз может схватить килограмм гречки. "Вот здорово с ним ходить в церковь, когда по воскресеньям раздают печёные орехи!" — мечтательно подумала девочка и представила, сколько бы она могла вынести сладостей с такими руками. Голова у него тоже была огромная, хотя с шириной плеч и тела не казалось уж такой необычной. Примерно так должен бы выглядеть "огромллин", если бы его приплюснули сверху чем-то очень большим и очень тяжёлым. Сразу же представилась книга по домоводству в тысячу страниц, разросшаяся до размеров телеги. О том, что это может быть человек из подгорного народа, Каринка догадалась лишь, когда мужчина выправил из-под мундира длинную окладистую бороду толщиной в несколько раз превосходящую Каринкину косу.
