Биэнн Атум (Соградо) Ит, сорока лет, выпускник университета мира Д-35-ст, добрый сын своих родителей, верный друг своим друзьям, готовился вступать во взрослую жизнь и ужасно боялся этого факта, хотя старался не подавать виду.
Дома было лучше. Дома была мама, маленькая, хорошенькая, как куколка (Ит очень любил свою маму), дома был папа, на которого Ит был очень похож — тот же средний рост, та же худощавость, то же беззащитное и немножко виноватое выражение на лице, дома были друзья, с которыми Ит провел всю свою жизнь и многое пережил (например, спасение старого дуба на городской площади и мойка здания Главного Храма «естественным способом», то есть водой и тряпками, на что ушло три недели); дома были родственники в огромном количестве: тети, дяди, племянники и племянницы. К слову сказать, род Биэнн занимал в городе целую улицу, полторы сотни домов несли на своих гербах девиз рода «Созидание достойнейшее есть деяние из прочих» и имели аристократические двухбуквенные первые имена.
Ив, отец Ита, в свое время сделал то же самое, что предстояло сейчас сделать его сыну — ушел из родного дома на десять лет, заключил контракт с одним из Индго-университетов (что сделал и Ит) и честно отдавал полученные знания, неся слово обретенное жаждущим приобщиться. Дома его ждала невеста — маленькая, ладненькая девушка из рода Виан, (Ита сейчас тоже ждала невеста и тоже из рода Виан, правда, из другой ветви этого рода, тоже маленькая и ладненькая), через десять лет вернувшийся Ив женился на ней, а еще через десять на свет появился Им, первый сын, затем Ис, второй, ну и, наконец, Ит — третий и последний. Старшие дети уже разъехались, а сейчас родительский дом предстояло покинуть младшему.
Ит даже в более чем религиозной семье Биэнн считался мальчиком слишком уж помешанным на всем правильном и немного странным. Чего стоил лишь один-единственный факт — в двадцать с небольшим лет он получил от сокурсников кличку Доменус, а в тридцать — большой разговор с собственным отцом, который попытался первый и единственный раз внушить сыну, что правила все-таки иногда можно и даже нужно нарушать, иначе к сорока годам можно превратиться в… во что именно, Ит так и не понял, но на следующий день честно попытался выполнить отцовский наказ, выйдя на свою обычную утреннюю пробежку в зеленых штанах вместо черных. Этот факт потом года три обсуждала вся улица, после чего Ит правила не нарушал. Просто не мог придумать, как и в чем их можно нарушить. Он всегда приходил на все встречи за пять минут до назначенного времени, всегда смущался, если кто-то в обществе повышал голос, всегда четко выполнял все предписания и никогда не делал себе ни в чем послаблений — ни в учебе, ни в работе, ни в общественной жизни. Организаторские способности у него оказались так себе (из-за ужасной застенчивости), но чужие указания Ит исполнял охотно и тщательно.
…Маджента-маяк, на сей раз мужчина неопределенного возраста, выцветший и невзрачный, подошел к Иту, слегка склонил голову. Он кивнул в ответ, одернул куртку, подхватил сумочку и последовал за маяком. Идти, к несказанному облегчению младшего созидающего, готовившегося мысленно к подъему на самую вершину холма, пришлось совсем недолго. Маяк остановился перед блоком, выглядевшим точь-в-точь как кусок стены, замер на несколько секунд, блок на мгновение оделся тонким призрачным светом, и Ит шагнул в этот свет, нисколько не подозревая о том, что сейчас произойдет.
А в следующий момент его словно бы со всей силы дернуло куда-то в сторону, затрясло, потом возникло ощущение полета, но какого-то неправильного, нелепого, страшного, от которого свело все тело, но тут же отпустило, а потом неведомые силы, которых Ит даже испугаться не успел, выплюнули его, как человек выплевывает фруктовую косточку.
Первое, что Ит ощутил, осознав, что жив и вроде бы цел, было покалывание сотен травинок, продиравшихся через тонкую ткань куртки. В щеку впился мелкий камушек, ремень сумки обнаружился где-то под животом, а правая нога оказалась неловко подвернута и уже затекла.
Он сел, ошалело потряс головой, затем встал на ноги и огляделся. Блок Машины Перемещения, рядом с которым он стоял, находился чуть ли не на самой вершине холма, далеко внизу виднелась круглая крыша здания, которое он определил, как таможню. Индиго-маяка, к большому удивлению Ита, поблизости не оказалось. Да и привычной тропинки между блоками не было, только сухая степная трава, да камни. Словно тут никто никогда не ходил.
«Ерунда какая-то, — подумал Ит. — Или это розыгрыш? Студенты постарались?..»
Впрочем, мысль о розыгрыше он отмел сразу — никакие студенты, конечно, не смогли бы такого учинить, не сумели бы. Транспортники не подпустили бы людей к Машине просто так, да и невозможно пошутить с Транспортной Сетью, это вам не штаны антигравом смазать или мировое время во всем институте переставить.
То, что он попал куда-то не туда, Ит понял, когда спускался вниз, к зданию таможни. Вокруг не было ни души, а степь до горизонта была пустой и ровной, как стол. Ни города, ни Полос перемещения. Вообще ничего, только выцветшее жаркое небо сверху, да сухая трава до горизонта внизу. А еще эти непонятные ощущения, когда он вошел в канал. Вот это действительно странно. Очень странно. Ит хотел было подумать, что что-то пошло не так, но и эту мысль тут же отмел, как несостоятельную. «Что-то не так» могло пойти где угодно, но только не в Транспортной Сети. У маяков не бывает сбоев, ошибок, просчетов. Безопасность полная и абсолютная — опасней прогуляться из собственного дома в соседний, чем воспользоваться их услугами. Да, стоят они очень дорого, но это беспроигрышный вариант для того, чтобы попасть по назначению.
«Я же в институт опоздаю, — огорченно подумал Ит. — Какой кошмар, начинать работу с такого недоразумения. Ужасно неудобно получается».
Внизу, у входа в здание Таможни, тоже никого не было, да и сама Таможня имела вид совершенно нежилой. Видимо, ею вообще никогда не пользовались. Рядом не стояло ни одного домика, в которых обычно жили маяк», не было ни силовых установок, ни стоянки для транспорта. Большой, под триста метров в диаметре купол, вход зияет черной дырой, за порогом непроглядная тьма.
Поколебавшись минуту, Ит вошел. Когда глаза привыкли, и тьма превратилась в мягкий сумрак, он увидел, что купол мало что пуст, так еще и не достроен до конца — выход на противоположной стороне был сформирован, но не оформлен. Над ним веером раскинулись толстые, некогда белесые, а сейчас умершие и посеревшие ветви биоконструкта, и лишь некоторые промежутки между ними успели зарасти кремниевым экзоскелетом, большинство прогонов остались пустыми. Видимо, здание во время завершения постройки недокормили, вот оно и окостенело раньше срока, не дожило до зрелости. В куполе тоже сияли мелкие прорехи, из-за них тьма и делалась не такой густой, рассеивалась и становилась пыльно-серой. Запустение и хаос. И опять же, ни души.
