В рядах местных произошло какое-то одновременное шевеление. Строй внезапно рассыпался, зеебы развернулись и поскакали прочь, снова подняв тучу пыли, прикрывшую их отступление.
Капитан вполголоса выругался.
Орн взглянул на Амнора.
— Очень умно, Советник, очень.
И Амнор позволил себе миг ребячества, ответив на его невысказанную насмешку:
— Определенно слишком умно для вас, лорд принц.
Соблюдая непреложные правила этикета, в Зарар послали гонца. Поэтому Орн скрежетал зубами, когда они проехали под белыми Драконьими вратами и вступили в город, погруженный в глубокую поэтическую скорбь.
Ну, развели нытье, думал он, проезжая мимо женщин, оплакивающих Редона, чью особу они, скорее всего, уже благополучно забыли.
Их хозяин в Зараре, король Тханн Рашек, которого в определенных кругах звали Тханном Лисом, выслал процессию бальзамировщиков умастить и запеленать тело Редона. Многочисленные королевы Рашека, женщины из Зарависса, Кармисса и Корла, и полчища его дочерей носили темно-лиловый траур, а барды распевали баллады о выдуманных подвигах — полномасштабной войны, в которой лорд мог бы снискать или купить себе славу героя, не было со времен самого Рарнаммона. Этот балаган вызывал у Орна неукротимую ярость. Он с ожесточенной поспешностью принялся собирать вместе разобщенные группировки из окружения Редона. За четыре дня его уже начало тошнить от этой помпы, драматизма и нескончаемых бледных лиц, постоянно готовых разразиться театральными рыданиями и поминальными песнями.
Он стремительно повел свой отряд прочь из Зарависса, прикрываясь мертвецом, и покинул ее хрустальные города, окутанные дымками жертвенных курений.
Они вступили на узкую землю Оммоса, везя свой печальный груз в закрытых позолоченных заравийских дрогах. Ашне’е, которую в Зараре держали в экзотическом заточении, точно дикого, но забавного зверька, — вне всякого сомнения, подглядывая за ней в щелочки в занавесях — теперь жила в серой комнате, где не было ни единого окна, являясь мишенью для плевков жителей низеньких лачуг, жмущихся с обеих сторон к дорогам. В сумерках в белокаменной крепости у моря ее смотритель собственноручно убил новорожденное дитя, произведенное на свет всего за несколько часов до их прибытия одной из его тусклоглазых жен. Он сделал это в знак своей скорби, объяснил он им, но все же то была девочка, а не мальчик, поэтому, в особенности для оммосца, потеря была не слишком велика.
Вскоре после этого до Орна донеслись вопли ее матери, воющей где-то в темноте, и по какой-то необъяснимой причине его мысли перескочили на королеву Редона.
Вал-Мала, дорфарианская принцесса из захудалого дома в Куме, возвысилась до положения Великой вдовы Корамвиса благодаря своей красоте и слабости Редона.
Теперь она будет ненавидеть эту девчонку с Равнин.
Орн позволил себе хмурую улыбку при мысли о тех мучениях, которые придумает для нее Вал-Мала. В определенных кварталах имя Вал-Малы уже стало олицетворением жестокости, Ни одной из женщин, осмелившихся перейти ей дорогу в ранние дни ее возвышения, теперь не было видно при дворе. Он вспомнил ее любимого зверька — белого калинкса, дикого кота неимоверной злобности с кисточками на ушах — который более или менее свободно бродил по ее покоям и для всего Корамвиса был символом ее чарующей и изобретательной злобы. Воистину, когда они возвратятся, за Вал-Малой будет небезынтересно понаблюдать.
А вдруг эта шлюха с Равнин действительно понесла? Вдруг внебрачная страсть правителя Виса получит публичное доказательство? Орн со злорадством, которое было не вполне праздным, задумался, станут ли объятия лорда Советника достаточным утешением для королевы.
Дорфар, земля драконов, Дорфар, голова дракона, горы — его зубчатый гребень, озеро Иброн — его белый глаз, Корамвис — его мыслящая жемчужина в центре, его сердце-мозг.
Город лежит в предгорьях скал, точно гигантская девственно-белая птица на гнезде из огня. Старый город, надвое разделенный рекой, уходит своими корнями в самые дальние закоулки прошлого; как и Драконьи врата в Зарависсе, он отчасти является воспоминанием, физическим местом, обремененным грузом легенд, древним пепелищем, куда с небес сошли боги Гроз, скрытые в утробах бледных драконов.
В полдень, в первый застианский месяц над его сторожевыми башнями поднялись клубы жирного черного дыма, знака смерти, и Корамвис открыл ворота навстречу своему мертвому королю.
Покои Вал-Малы наполнял тусклый и дымный от многочисленных курильниц свет. Треща, мерцали огоньки свечей, ее фрейлины были одеты во все черное. По щекам девушки, проводившей их внутрь, струились нарисованные серебряные слезы.
Вал-Мала заставила их довольно долго прождать ее — Верховного Советника и Орна, принца Элисаара. Когда Орн начал проявлять признаки нетерпения, девушка бросила на него укоризненный взгляд и прошептала:
— Королева скорбит.
Орн насмешливо фыркнул, но в этот миг появилась сама скорбящая, и он проглотил насмешливые слова, вертевшиеся у него на языке.
Вал-Мала. Ее по-висски темная кожа была тщательно набелена, дорфарианскую смоль волос скрывал парик из гиацинтово-синего шелка. На ней было траурное платье, но его скорбный дух никак не отражался ни на ее лице, ни в калинксовых глазах, хотя они были черны, словно озера в безлунную ночь. Она была много младше своего почившего супруга и никогда его не любила. Даже ее беременность все еще была незаметна. Казалось, она искоренила все следы Редона, и ритуальная фраза «королева скорбит» прозвучала как-то непристойно, точно площадное ругательство, нацарапанное на заборе. И все же ее красота ни на йоту не утратила своей знаменитой пронзительности, своего ошеломляющего очарования, несмотря даже на то, что было в ней что-то неуловимое, выдававшее в ней высококлассную шлюху, какой-то легчайший налет вульгарности и порока.
Она взглянула на Орна, потом отвела глаза.
— Где мой повелитель Редон?
— Едет безо всякого присмотра по закоулкам дворца, поскольку вы, мадам, приказали нам явиться к вам, — прорычал Орн.
— Лучше бы, принц Орн, вы более усердно присматривали за ним, пока он был жив. Возможно, тогда сейчас он был бы среди нас.
— Сразу видно, мадам, как сильно вас потрясла эта утрата.
Его насмешка заставила ее вздрогнуть, точно от удара хлыста, и в ярости сжать унизанные кольцами тонкие пальцы.
— О, я действительно потрясена. Потрясена вашей злобой и бестактностью. Я слышала, вы привезли мне подарок.
