Ветер усилился.
Теперь он не просто дул: рвался с цепи, злобным псом норовил цапнуть за лодыжку, за бок, кидался в лицо, желая сбить с ног, растерзать в клочья. Небо впереди насупилось, сдвинув хмурые брови туч. Частокол рощи, редкой и голой, скрыла клубящаяся пелена, и гере ван дер Гроот понял: надо срочно возвращаться! Правы, выходит, Мориц с Кларой: надвигалась пурга, матушка вчерашней завирухи.
Настойчиво подталкиваемый в спину, он поспешил обратно.
До города ветер не добрался: бессильно угас на окраинах, запутался в узеньких улочках, прилег на островерхих крышах. Лишь столбы дыма разлохматил, наподобие собачьих хвостов. «С монахами я за три дня обернулся, а на осмотр угодий Йонге неделю положил. Не считая дороги. Если и задержусь, ничего страшного. Деньги есть, не пропаду,» – размышлял Освальд, спрашивая у торговки сдобой путь к ближайшей гостинице. Он не спешил, наслаждаясь покоем. Здесь ему положительно нравилось. В кои-то веки выпал из деловой сутолоки: разъезды, описи, векселя, тяжбы, счета… Сейчас поверенному «Схелфена и Йонге» казалось, что время остановилось передохнуть вместе с ним.
«ПередохнУть или передОхнуть?» – дурацкий каламбур вызвал усмешку.
Сапоги топтали булыжник мостовой, поскрипывая уверенностью в завтрашнем дне. Первое впечатление не обмануло: таких чистых и уютных городков, как Гульденберг, поискать. Причуды флюгеров, пузаны-балкончики с хитрым литьем оград, резные наличники и ставенки, фигурки амуров и святых, витражные стекла в слуховых окнах… Даже черепица на крышах была разная, и всяк норовил уложить ее наособицу. За очередным поворотом, на углу, обнаружился нищий. Надо сказать, первый нищий, встреченный здесь. Благообразный старичок в ветхом, но чистом одеянии тихо стоял у стены. Рядом лежала аккуратно заштопанная шляпа. Пустая. Удивило, что при виде прохожего нищий не принялся гнусавить обычные жалобы, клянча подачку: лишь молча проводил незнакомца тоскливым взглядом. Медяк сам собой оказался в руке. Ван дер Гроот подметил, что ему приятно расстаться с деньгами. Приятно сделать добро для нуждающегося человека. Однако ответный взгляд нищего обескуражил доброхота: вместо благодарности в глазах старичка явственно читалось недоумение. Как если бы Освальд бросил в шляпу не монету, а камешек или ржавый гвоздь. Потом во взгляде проступила догадка, столь же странная, сколь и непонятная, и жалостливое сочувствие!
Как будто нищим был не старик, а он, Освальд.
Зачесался язык: очень хотелось сказать попрошайке «пару ласковых»! Не удивительно, что шляпа пустая. Кто нахалу подаст? Но гере ван дер Гроот сдержался. Блаженный, видать; грех на такого обижаться.
Вскоре он уже стучал в дверь под жестяной, заметной издали вывеской: «Приют добродетели».
– Милости просим! Входите, будьте как дома!..
Хозяин гостиницы, улыбчивый гере Троствейк, встретил Освальда с распростертыми объятиями. Круглая физиономия лучилась от удовольствия, а шишковатый нос жил при этом собственной, весьма увлекательной жизнью, принюхиваясь ко всему и вертясь во все стороны. Так и казалось: сейчас оторвется и проворно ускачет прочь в поисках добычи. У Освальда создалось впечатление, что в «Приюте добродетели» он – единственный постоялец. То ли другие путники не блистали добродетелями, больше склоняясь к пороку, то ли вообще сюда не заглядывали. Впрочем, гостиница оказалась уютной, с крохотной харчевенкой во дворике, где Освальд немедленно изъявил желание завтракать по утрам. Хозяин предложил также обеды и ужины, но ван дер Гроот ответил вежливым отказом: хотелось всласть побродить по городу, не будучи привязанным к месту жительства. Оплатишь еду вперед, и расстраивайся потом, обедая в другом месте!
– Задаток? Или рассчитаетесь при отъезде?
– Плачу за весь пансион вперед.
Он еще только взялся за кошель, намереваясь уточнить цены, но гере Троствейк на диво знакомым жестом протянул пухлую руку. На ладони у хозяина звякнули монеты.
– Вы удивительно щедры, мой великодушный гере! Комната и завтраки на три дня вперед. Можете удостовериться, – Троствейк продемонстрировал пять монет незнакомой чеканки и проворно спрятал деньги за пазуху. Освальд готов был поклясться, что монеты шутник выхватил у него из-за уха. Или из-за воротника. Надо же – город ловкачей! Карманники здесь должны быть просто виртуозами. Целое состояние из-за ушей перетаскают, охнуть не успеешь! Видно, в «Приюте…» не принято платить вперед. Считается дурным тоном: вроде как ты решил, что хозяин тебе не доверяет. А хозяин понял, что гость не в курсе здешних обычаев, и свел дело к шутке. Весьма деликатный человек. Надеюсь, завтраки в его харчевне не разочаруют.
В светлой, чисто убранной комнате имелся сундук, куда Освальд спрятал мешок с пожитками. На всякий случай проверил кошель. Деньги были на месте, до последнего патара. Он присел на кровать, с хрустом потянулся, расправляя затекшие плечи. Крыша над головой есть, свободного времени навалом. Можно отправляться на прогулку.
Змей-многохвост сбросил кожу, и ее распластали улицами города. Проезжая часть ровнехонька, стык в стык вымощена тесаными чешуйками камня. Ни клочка земли! Такое Освальд видел впервые. Хорошо они тут устроились, в своем Гульденберге. Лавки, лавочки, лавчонки, жилые дома… Площадь. Ратуша. Напротив – церковь. Чего тебе не хватает, приезжий? – а-а, понял, чего! Стражников. Единственный представитель этой древней мужской профессии торчал, зевая, у входа в ратушу. Вид страж имел отнюдь не воинственный. У них что же, и воров нету? Грабителей? Жуликов? Пьяных дебоширов? Подати в срок платят? Долги вовремя возвращают? Ну, жену-блудню хотя бы иногда грозный супруг тростью вразумляет?
Матерь Божья, может, у них и тюрьмы нет?!
Освальд хотел пристать с вопросами к стражнику, но постеснялся. Глупо как-то, да и неловко… Вспоминая принятое в Аугсбурге «Установление о преобразовании хорошей полиции», которое не удалось воплотить в жизнь даже под угрозой штрафа в размере двух марок золотом, он миновал площадь. Двинулся дальше по спуску Андрея Мускулуса, как утверждала табличка в начале. Вскоре на пути обнаружилась скобяная лавка. Еще утром, покидая дом ван Хемеартов, поверенный заметил, что малые ножны на поясе пусты. Видать, нож выпал, когда лошадь сбросила всадника. А вещь в дороге полезная, разъездному человеку без этого нельзя!
– …Что угодно? – выскочил навстречу шустрый скобарь, топорща ежик седых усов.
– Нож желаю подобрать. К старым ножнам.
– Давайте-ка сюда ваши ножны, уважаемый. Сейчас, сейчас… – скобарь был подслеповат: ножны поднес к самым глазам, долго разглядывал, отчаянно щурясь и моргая. Потом нырнул за прилавок. – Прошу! Извольте примерить!
