Старец покачал головой и взял в руки лист пергамента.
— Это гороскоп Тингира, отца Родри. Мое искусство очень сложное, Аластир. Простой гороскоп открывает мало тайн.
— Понятно. Я этого не осознавал.
— Несомненно, поскольку лишь немногие знают звезды так, как я. Большинство дураков думают, что когда человек умирает, от его гороскопа больше нет толка, но астрология — это искусство изучения начал. На все начатое человеком в жизни — например, рождение сына — влияют звезды, даже после его смерти. Теперь, когда я сопоставил этот гороскоп с кое-какими прохождениями планет через меридианы, мне стало ясно, что нынешним летом Тингир потеряет сына из-за обмана. Гороскоп старшего брата показал, что он в опасности, поэтому, очевидно, Родри должен был бы быть потерянным сыном.
— Ну, год еще не закончился. Будет легко послать за ним наемных убийц.
— Легко и почти бесполезно. Знаки ясно показывают, что он умрет в сражении. Вы забыли все, что я вам когда-то рассказывал?
— Нижайше прошу меня извинить.
— Кроме того, год в Дэверри заканчивается в праздник Самхайн. Теперь у нас осталось меньше месяца. Нет, все так, как я сказал. Здесь работает какой-то тайный фактор. — Взгляд Старца остановился на столе, заваленном свитками. — И тем не менее кажется, будто у меня имеется вся информация, какая только может понадобиться. Это знаменует зло — для всех нас. Нет, Аластир, мы не станем отправлять наемных убийц. Никаких поспешных решений, пока я не разгадаю эту загадку.
— Конечно, как ты хочешь.
— Конечно, — Старец взял костяное перо и лениво постучал им по пергаменту. — И эта женщина тоже ставит меня в тупик. Очень сильно эта Джилл ставит меня в тупик. В знаках не было ничего о женщине, которая умеет сражаться, как мужчина. Мне хотелось бы получить побольше информации о ней, если возможно — ее дату рождения, чтобы я смог просчитать ее гороскоп.
— Я приложу все усилия, чтобы раздобыть ее для тебя, когда вернусь.
Старец одобрительно кивнул, от чего все его подбородки задрожали, а потом переменил позу.
— Отправь своего ученика. Пусть принесет мне поесть.
Аластир кивнул Саркину, который встал и покорно покинул комнату. Старец мгновение задумчиво смотрел на дверь.
— Он тебя ненавидит, — сказал он наконец.
— Ненавидит? Я этого не осознавал.
— Несомненно, он прилагает большие усилия, чтобы скрыть это. Подобающе и правильно, когда ученик сражается со своим учителем. Никто не учится на Темной Тропе, если не сражается за знания. Но ненависть? Это очень опасно.
Аластир задумался: не увидел ли Старец какой-то знак, свидетельствующий о том, что Саркин представляет настоящую угрозу. Мастер никогда об этом не скажет, разве что за высокую цену. Старец считался величайшим из ныне живущих экспертов в одной определенной части черного двеомера. Ему не было равных в искусстве выдергивать намеки о будущих событиях из Вселенной, не желающей открывать свои тайны. Его личное извращение астрологии являлось только частью искусства, которое включало в себя медитацию и опасный вид астрального дальновидения. На свой лад он был безукоризненно честен, а как мастер представлял собою большую ценность. Поэтому Старец пользовался уважением и преданностью — редкими среди мастеров двеомера левой тропы. В определенном смысле он даже считался лидером их «братства» — насколько оно вообще могло иметь лидера.
Поскольку почтенный возраст и тучность привязывали Старца к усадьбе, Аластир заключил с ним сделку. Мастер помогает своему союзнику в выполнении его собственных планов, а в ответ Аластир делает ту часть работы Старца, которая требует путешествий.
Через несколько минут Саркин вернулся с миской на подносе и поставил ее перед Старцем, а затем занял место рядом с Аластиром. В миске лежало сырое мясо недавно убитого животного. Оно плескалось в еще теплой крови — необходимая пища для пожилых мастеров темных искусств. Старец опустил палец в кровь и облизал его.
— Теперь что касается твоей работы, — продолжал он. — Приближается лучшее время для получения того, что ты ищешь, но ты должен быть очень осторожен. Я знаю: ты предпринял много предосторожностей. Вспомни, как тщательно мы работали над тем, чтобы убрать Родри. Ты прекрасно знаешь, как все закончилось.
— Уверяю тебя, что буду постоянно настороже.
— Хорошо. Следующим летом конфигурация планет расположится враждебно для гороскопа короля Дэверри. На это расположение в свою очередь оказывают влияние сложные факторы, которые находятся выше пределов твоего понимания. Все эти знаки, взятые вместе, показывают: король может потерять могущественного защитника, если кто-нибудь поработает над этим вопросом.
— Отлично! Камень, который я ищу, как раз является таким защитником.
Старец замолчал, чтобы еще раз опустить палец в чащу и облизать.
— Все это очень интересно, Аластир. До сих пор ты выполнял свою часть нашей сделки. Возможно, ты работал даже лучше, чем осознаешь сам. Так много странных вещей, — голос Старца звучал почти мечтательно. — Очень, очень интересно. Когда ты вернешься в Дэверри, посмотрим, не попадется ли тебе на пути еще больше странных вещей. Видишь, что я имею в виду? Ты должен быть настороже каждую минуту.
Аластир почувствовал, как ледяная рука сжала его живот. Его уже предупреждали — правда, очень осторожно, — что Старец больше не может полностью доверять собственным предсказаниям.
Девабериэль Серебряная Рука стоял на коленях в своем красном кожаном шатре и методично рылся в мешке, вышитом виноградной лозой и розами. Поскольку мешок был довольно большим, ему потребовалось какое-то время, чтобы найти то, что он искал. Он раздраженно разгребал старые трофеи с певческих соревнований, первую, не очень удачную вышивку дочери, две не подходящие друг другу серебряные пряжки и, бутылочку с духами из Бардека и деревянную лошадку, которую ему подарила его любовница, имя которой он позабыл. В самом низу он откопал наконец маленький кожаный кошель, такой старый, что он потрескался.
Девабериэль открыл его и достал оттуда кольцо. Хотя оно было сделано из серебра карликов и поэтому все еще светилось — так же, как в тот день, когда он убрал его в кошель, — в нем не присутствовало двеомера. Во всяком случае, такого, который мог быть со временем открыт каким-либо мастером двеомера.
И вот теперь бард задумчиво разглядывал серебряное кольцо, шириной примерно в треть дюйма, на котором снаружи были выгравированы розы, а внутри написано несколько слов — эльфийскими буквами, но на неизвестном языке. За те двести лет, что у него хранилось кольцо, Девабериэль так и не нашел мудреца, который смог бы прочитать эту надпись.
