Больше из стены ничего выжать не удалось, никаких новых тайн. За ней в темном уголке сада целовалась с одним из вновь прибывших охранников Шестая. Вот уж кто действительно времени на пустяки не тратит.
А по дороге, ведущей в Пряжку, пылил экипаж в сопровождении охраны. Кто бы это мог быть?
На везущих фураж и продовольствие благодарных поселян не похоже, хотя тут есть и такие.
На границе степи и гор, у сбегающих со склонов ручьев и речек, по зеленым балкам живет небольшое количество самых настоящих земледельцев с огородами, пашнями, коровами и всем, что им полагается по образу жизни.
Они-то и кормят Пряжку, непонятно из каких соображений. Наверное, потому, что так заведено из века в век, да и ссориться с властью не хочется.
Нет, это явно кто-то из центра. Слишком уж гордо восседает охрана, форсисто. Провинция так не ездит.
И чего приперлись? Даже отправленное голубиной почтой сообщение об убийстве в крепости в Хвосте Коровы еще никак не могли получить.
Ну и осень!
Столичные приехали и на другой день уже уехали.
Не секрет, что в тюрьме, больнице, армии и закрытом учебном заведении новости неизвестно какими путями с молниеносной быстротой достигают ушей всех, кому это знать не положено.
Вот и сейчас преподаватели носили себя, словно стеклянные, боясь выплеснуть хоть какие-то капли информации, а мы уже знали, что в столице переворот.
Раньше у власти стояли военные военные.
А теперь их свергли наивоенные военные.
К власти пришел Легион "Обрубленный Хвост". Всем упасть и отжаться по команде. Сто раз.
Вообще-то у нас, в Чреве Мира, обрубленный хвост — признак бесчестья. Хвосты торжественно рубят преступникам, бродягам и прочему народу без роду, без племени. Причем не просто, а с подсечением у корня. Тогда он встает торчком, словно у репица у коней.
Срам фигой не прикроешь: с таким заячьим пыхом[1] вместо полноценного хвоста человек становится изгоем. От него люди шарахаются, как от прокаженного. А Легион только таких и берет. Там они — сила. Все знают, что "Обрубленным Хвостам" равных нет. Да они сами это прекрасно знают.
А кто сильный — тот и правит. Вот они в три часа и навели в Хвосте Коровы порядок, никто и пикнуть не успел, даже если были желающие.
Теперь обрубленный хвост — признак доблести, безупречности и принадлежности к избранным. Держу пари, скоро начнется повальная мода на укороченные хвосты. Обрубать их себе начнут даже те, кто без маменькиного разрешения и плюнуть не смеет.
Я-то думала, что наша Пряжка воспримет новости из столицы равнодушно: для нас вся головная боль — забыть старые имена и выучить новые в заздравной молитве. Но не тут-то было.
Первый звоночек звякнул на лекции, да простит меня это гордое слово.
Лекция начиналась как обычно.
Фиолетовый Магистр с третьей попытки взгромоздился на кафедру, достал из кармана мантии изрядно засаленную тетрадь и забубнил нескончаемую поучительную историю про то, как ведет себя и свое хозяйство образцово-показательная дама.
Под хищным взглядом надзидамы мы добросовестно записывали:
"Быть слишком светло одетой зимой, утром или на прогулке на улице — неприлично!"
Сделав выразительную паузу, чтобы мы как можно глубже обдумали это сообщение, Магистр повернулся к доске, расчертил на ней мелом большую таблицу и, гордый собой, продолжал бубнить, водя указкой по ее столбцам.
— Туалет дамы можно разделить на четыре категории. К первой, барышни, относятся утренние платья, как-то: халаты, неглиже, дезабилье с капотом. Ко второй категории — простые домашние платья, могущие служить так же на улице, при покупках, в дурную погоду и прочих случаях подобного рода. В третью категорию занесем платья для прогулок, дружеских посещений и приемов у себя дома. И наконец, четвертая категория — выходные платья самого высокого разбора, надеваемые к обедам, в театры, на концерты, собрания и прочие мероприятия.
— Всем записать! — сказала, как бичом щелкнула, надзидама.
Она совсем озверела от нежелания пансионатских мужчин занять пустующее после начальника охраны место в ее постели.
Послушно уснастив записи таблицей, мы продолжали писать за наставником:
"Для домашнего платья следует выбирать хорошую, прочную материю темного цвета, скромного фасона. Юбка должна быть умеренной длины, отделка платья прочной и не нарядной.
В высшей степени неприлично и неэкономично надеть утром, отправляясь за покупками, светлые перчатки!"
— Прошу вас, барышни, подчеркнуть последнее предложение два раза, — остановился на этом важном месте Фиолетовый Магистр.
Что еще в высшей степени неприлично и неэкономично, он не успел нам поведать.
Ему принесли записку, которую он пробежал глазами и вихрем слетел с кафедры, оставив класс в полном недоумении. Такого не было со дня основания пансионата.
Уж не отыгрались ли Умные и не сбросили ли иго Сильных? Может, теперь мы в Пряжке главные?
Но занятие, увы, продолжилось. Надзидама подхватила тетрадь бесславно покинувшего свой пост наставника и, расхаживая по рядам, продолжила диктовать нам из нее нетленные истины.
Мы трудолюбиво записывали "Перечень нижнего белья, обязательный для порядочной женщины":
1. Панталоны простые некрашеные — дюжина.
2. Панталоны простые, белые с кружавчиками — полдюжины.
3. Панталоны шелковые нарядные телесного цвета — три штуки.
4. Панталоны кружевные парадные — одна пара.
5. Панталоны шелковые траурные, черного цвета — одна пара.
6. Панталоны теплые с начесом — полдюжины.
7. Панталоны суконные зимние…
А вот панталон суконных зимних в списке не было.
Это я их самовольно вписала, рассудив, что иметь панталоны с начесом и не иметь суконных зимних — это неправильно.
И попалась.
Надзидама как раз проходила мимо и мое дополнение списка ее не устроило.
— Встать! — взвизгнула она, изменившись в лице. Ее длинный нос навис надо мной, словно боевой топор. — Как вы смеете вносить изменения в высочайше утвержденный список?! Его что, по-вашему, дураки составляли? Это еще что за панталоны зимние суконные? А? Я вас, барышня, спрашиваю!
— Ну холодно же зимой… — жалобно заскулила я. — Хочется потеплее одеться… Чтобы не простыть…
— Наденете двое теплых с начесом! Как все мы! А изнеженность будем выжигать! Вы — будущая мать гражданина, исполнительница Окончательного Воссоединения! Вы провинились, дитя, — глядя на мое покаянное лицо, смягчилась она, уверовав, что искоренила в зародыше заговор, способный вырасти из зимних суконных панталон, — и должны быть наказаны. Вы согласны?
