Искренний звонкий смех Коливара прокатился по залу, потревожив лежащую на подоконниках пыль.
– Так здесь правит король? Неужели? В таком случае ты, должно быть, кастрируешь своих магистров – я не знаю другого города, где мужи Силы мирились бы с таким положением дел.
– Тише, – сказал один из собравшихся, бросив взгляд на двойные дубовые двери. – У него, между прочим, есть уши.
– И слуги.
– И у всех у них умы поддаются лепке, как глина, – подхватил Коливар, – а гончары – это мы с вами.
– Быть может, и так, – согласился седовласый магистр, – но у нас на Севере ценится скромность.
– Вот как. – Коливар смахнул пыль с одного рукава рубашки, потом с другого. – Ты сам скажешь, зачем пригласил меня сюда вопреки всем политическим соображениям, или хочешь, чтобы я угадал? Знай, однако, – взгляд пришельца на миг стал жестким, – что мои отгадки могут тебе не понравиться.
Седобородый посмотрел на него и едва заметно кивнул.
– Быть может, дело несколько прояснится, когда я представлю тебе всех присутствующих. Я Рамирус, магистр короля Дантена. – Он назвал еще двоих, также служивших королю. – А это, – указал он на коренастого человека в черном бурнусе и тюрбане, – Севираль из Тарса.
Весь сарказм мигом слетел с Коливара.
– Тарсиец? Сколь долгое и тяжкое путешествие даже для того, кто распоряжается душевным огнем! Почитаю за честь знакомство с отважным землепроходцем.
– Это Дель с островов Полумесяца.
Коливар приподнял бровь и кивнул, воздавая должное и этому путешественнику.
– Сур-Алим из Хайлиса. Фадир из Коргштаата. Тир-стан из Гансунга.
Имена и страны сыпались как из рога изобилия. Даже Коливар, хорошо знавший карту мира, впервые слышал названия некоторых земель.
– Поистине избранное общество, – сказал он, когда Рамирус представил всех. Голос его утратил насмешливые интонации, и в нем появился холодок. – Никогда еще не видел, что столько наших собратьев со всего мира собрались вместе. Ведь мы не слишком-то доверяем друг другу, верно? Предполагаю, что дело и впрямь чрезвычайное, иначе наш брат Рамирус не созвал бы нас всех к себе.
– Если я скажу, что самое наше существование под угрозой, удовлетворит ли это тебя? – тихо промолвил Рамирус.
Коливар должным образом поразмыслил над сказанным и кивнул.
– Превосходно. В таком случае пойдем со мной, и ты сам все увидишь. – Не сказав более ни слова, Рамирус вышел из зала, и недоверчивый гость последовал за ним.
Итанус вспоминает
Кто бы ни был там, за дверью, так просто он не уйдет. Итанус старается не обращать внимания на стук, но неведомый гость всегда возвращается. Стучатся не настолько громко и часто, чтобы вызвать открытый гнев хозяина, – как будто посетитель хочет всего лишь напомнить о себе, ни на что больше не претендуя.
В конце концов он вздыхает, отрывается от шантонийских иероглифов, которые пытался расшифровать, и идет посмотреть, кто же это так назойливо добивается встречи с ним.
Итанус открывает дверь, и в его святилище врывается свежий, насыщенный цветочной пыльцой, полный жизни воздух. Надо было, пожалуй, сделать в доме побольше окон и меньше заботиться о том, чтобы не замерзнуть зимой.
На пороге стоит девушка. Уже не ребенок, но по-детски худенькая. Не требуется волшебства, чтобы увидеть, какой суровой была ее недолгая жизнь, – это читается на ее лице, даже в ее дыхании. Итанус видит также, что она отреклась от своей среды и вознамерилась добиться большего. Холодную решимость, которой сверкают ее глаза, поэт Бельзариус нарек когда-то «алмазным взором». Лицо и руки она отмыла дочиста не более часа назад, но все остальное явно не привыкло к частым омовениям. Из крестьян, определяет Итанус, росла в нужде, воспитания не получила, но старается вести себя вежливо. Любопытно.
Он подумывает даже прибегнуть к Силе, чтобы узнать о ней что-то еще. Но он давно утратил эту привычку, и искушение быстро проходит.
– Мастер Итанус, магистр Ульранский?
Он мрачнеет, и любопытство, которое он почувствовал к девушке, угасает мгновенно.
– Я давно уже не пользуюсь этим титулом, как и всеми прочими. – Голос его резок: каков вопрос, таков и ответ. Зачем эта фитюлька явилась к нему в дом, построенный в чаще леса именно для того, чтобы никто сюда не ходил? За приворотными чарами? Подумать только, ради чего ученого могут оторвать от занятий. – Найди ведьму, если тебе нужна помощь, – их в округе полным-полно.
Он собирается захлопнуть дверь и вернуться к своим трудам, но девушка ловко просовывает ногу в щель, и у него, к собственному удивлению, недостает духу прищемить эту ножку.
Он сердито смотрит ей в глаза. Поистине алмазный взор, ничего не скажешь.
– Я пришла поучиться у вас магии, сударь, – заявляет она и приседает в подобии реверанса.
– Я уже сказал, найди себе ведьму. Я никого не учу. Он снова пытается захлопнуть дверь в надежде, что она испугается и уберет ногу. Но девушка не шевелится, а калечить ее, чтобы потом лечить, ему совершенно не хочется. Вздохнув, он смиряется и решает довести разговор до конца.
– Я не хочу учиться у ведьмы, сударь. Я хочу изучать настоящую магию.
– Это невозможно, потому что ты женщина, – с тяжким вздохом говорит он. – Могу я теперь вернуться к моим занятиям?
Но девочка не трогается с места, и алмазный взор остается непоколебимым.
– Можно спросить, почему вы не учите женщин, сударь? – За учтивыми словами скрывается сталь: ясно, что абы каким ответом от нее не отвяжешься.
Итанус открывает дверь пошире и нагибается, чтобы смотреть ей прямо в глаза.
– Потому что женщины не способны овладеть Силой, девочка. Это простая истина. Думаешь, другие до тебя не пытались? Ваша натура противоречит требованиям подлинной магии. Многие из вас пользуются волшебной силой как ведьмы и умирают как ведьмы, истощив свой запас. То же и с тобой будет, если вздумаешь идти этим путем. Забудь о волшебстве и будешь жить долго и счастливо. – Итанус выпрямляется. – Вот тебе мой совет.
– Но мужчины-маги долго живут.
– Мужчины – да. – Впрочем, многие мужчины, желавшие стать магистрами, тоже не поднялись выше уровня ведьм. Если заниматься этим в одиночку, провал почти неминуем. Это означает короткую жизнь в погоне за мечтой, которую удалось осуществить очень немногим, и преждевременное угасание душевного огня. В худших же случаях желанный успех приводит с собой безумие.
Сделаться магистром – одно. Понять во всей полноте, чем ты стал, и жить с этим – совсем другое.
– Что во мне мешает этому? – продолжает допрашивать девушка. – Если это какой-нибудь женский орган, я его удалю.
