— Трое. Девушку. Вступился, — говорить внятно получалось только по одному слову. — Кретин. Помогли. Туда. Налево. Ещё раз. Налево. Лежат.
— Понял тебя. Сиди, отмокай, герой-одиночка. Тыква! — рявкнул лейтенант. Олег решил было, что ему послышалось, но тут ко входу буквально выкатился низенький толстяк, — Сопроводи до доктора. Лепехова и Ростина ко мне. Кажется, местные таки нарвались. Жаль, не на меня.
— Его в обезьянник потом? — Тыква аж запыхтел от усердия. Было видно, что лейтенанта тут уважают.
— Я т-те дам «обезьянник». У доктора посидит, спирта попьёт, поспит, утром допрошу.
— Мне. Домой, — попытался вклиниться Олег.
— Ага, небось, на окраину куда-нибудь.
— Дачное…
— Сиди уже, ночной мститель. У нас диван удобный, завтра машина придёт, отвезём.
— Товарищ лейтенант, устав…
— Баб по ночам трахать в отделении по уставу?
Тыква залился краской.
— Всё, свободны.
Через двадцать минут, когда Олегу зашили рассечённую бровь и вкололи лошадиную дозу анальгетика, в медпункт вошёл Радченко. Хизов, наконец-то, смог более-менее нормально рассмотреть лейтенанта. Тот был молод, не старше тридцати, смуглокож и темноволос. Форма и тяжёлые, явно неуставные ботинки на нём сидели так, будто он в них родился. Жёсткое, волевое лицо, прямой нос, глубокие тёмные глаза.
«Радченко. Украинские корни? Скорее всего», — мысли, освобождённые от бремени боли, текли лениво и вяло.
— Ну что, боец невидимого фронта, — с издёвкой сказал лейтенант, — оклемался чуток?
— Угу, — кивнуть Олег не решился.
— Тогда, давай в подробностях. Пьяный был?
— Угу. Помочь хотел.
— Помощничек, твою мать. Переломы рук, рёбер, одна сломанная челюсть, бабы след простыл, а эти деятели завтра будут святее всех святых. Ты понимаешь, что ты попал, юноша?
— Так ведь…
— Дык, мык. Так, да не так. Наше грёбаное законодательство и УК РФ с удовольствием стрясут с тебя ха-ароший такой штрафчик. И благодари бога, или кому ты там молишься, если срок не получишь, — Радченко посмотрел на охреневшее лицо Олега и «сжалился». — Условный, скорее всего. Ты по профессии кто? Я не под протокол пока, так, беседую.
— Адвокат, — прогундосил Хизов.
— Ёж твою медь, батенька, какого хера ты вообще к ним полез, а? Ты что, не соображал, чем это для тебя может закончиться? Так, давай сразу и честно: это ты их так?
— Нет, — Олег для убедительности осторожно помотал головой, — Там ещё один был. Рыжий, длинноволосый. Он их в две минуты. А меня к вам послал. И фамилию вашу сказал. Сказал, что вы человек хороший.
Радченко усмехнулся.
— Хороший… Рыжий, говоришь? И волосатый. И звать его орангутанг, потому что приложил он этих ребят с нечеловеческой силой.
— Экспертиза, — пробормотал Олег, — покажет, что я физически не мог нанести этим личностям подобных повреждений. Я ленивый и неспортивный. И у меня туберкулёз. И я пьяный был. Кстати, доктор, возьмите у меня кровь на алкоголь, медицинское подтверждение моего «состояния нестояния» будет мне на руку. Под протокол.
Лейтенант посмотрел на Олега с просыпающимся уважением.
— А котелок у тебя варит, адвокатура. Док, делай, что говорят. Так. Ты девчонку запомнил? Если местная, мои орлы тут район перевернут. Делать всё равно нехера.
— За фоторобот не поручусь, но…
В этот момент в медпункт сунулся обильно потеющий Тыква.
— Товарищ лейтенант, там дамочка до вас.
— Какая дамочка?
— С заявой, — он покосился на перебинтованного Олега, — то бишь, с заявлением. О нападении.
— Та-ак, — с удовольствием протянул Радченко, — уж не повезло ли тебе, защитник обездоленных? Тебя звать-то как?
— Олег.
— Артём. Тыква, давай её в мой кабинет. Пойдём, глянем — не твоя ли дамочка там образовалась?
«Дамочка» оказалась та самая. Олег второй раз за вечер ошибся с возрастом, на девчонку она никак не тянула. При виде избитой рожи Хизова она вскочила и принялась причитать:
— Ах, боже мой, это они вас, да? Мерзавцы, какие мерзавцы, товарищ милиционер, вы представляете, один мужчина нашёлся. Точнее, не один, а два, но второй потом подошёл.
— Погодите, мадмуазель, — у Олега отвисла челюсть. «Товарища милиционера», обращавшегося к женщине подобным образом, он видел впервые. — Вы узнаёте потерпевшего?
— Разумеется, я узнаю. Эти мерзавцы… они… А он… И ему знаете, сразу по голове кулаком, раз, два! А потом появился этот, рыжий такой, с длинными волосами, а я…
— Стоп-стоп-стоп. Вот вам бумага, вот вам ручка, прошу, изложите всё произошедшее в связной форме. Я прочитаю и побеседую с вами чуть позже. — Он повернулся к Олегу. — Пойдёмте со мной.
Они вышли в коридор, Артём тяжело выдохнул и повернулся к Хизову.
— Счастливы твои боги, адвокат. Теперь эти уроды не открутятся. Давай в соседний кабинет, бери бумагу, перо и рисуй тоже, как всё было, пока ты ещё в состоянии. Потому что завтра с утра тебе будет гораздо хуже, по себе знаю.
— в которой рассказывается о некоторых особенностях работы отдела персонала, упоминается нестандартное вероисповедание, а также приходит в себя одна интересная личность.
Олег скорчил зеркалу гримасу, вздохнул, провёл рукой по светлым волосам. Отошёл на шаг, попробовал улыбнуться. Недавняя рожа в отражении выглядела чуть симпатичнее. Хизов вполголоса выругался. Почти три недели больничного, троксевазин и настойка бодяги сделали своё дело: лицо стало почти как прежде. Почти. «Тяжёлая контузия лицевого нерва», — сказал Док из отделения полиции, — «Готовься, парень, это на полгода минимум». Олег готовился, но не помогло. От левой брови до верхней губы с левой же стороны лицо сделалось чем-то вроде синтепоновой подушки. Четыре зуба от середины налево вели себя как после визита к стоматологу. Вежливая улыбка превращалась в кривой оскал, зелёные глаза сделались разного размера. В общем, физиономия в зеркале могла принадлежать мелкому воришке, пропойце, люмпену, на худой конец, трамвайному кондуктору, но никак не юрисконсульту небольшой, но преуспевающей фирмы. Олег с грехом пополам добился от лица пристойной улыбки, сократив её привычный размер почти втрое. В сочетании с разноглазием получалось холодно и надменно.
— Пойдёт, — буркнул Хизов и принялся собираться на работу. От волокиты с происшествием в ночном дворике ему кое-как удалось отплеваться. Не без помощи всё того же Радченко. Мужик тот оказался и впрямь хороший, не соврал рыжий спаситель. Теперь череда допросов, на которые приходилось мотаться через полгорода с перебинтованной башкой, наконец, завершилась, внешность вернулась в более-менее приличные рамки, и наступило время вернуться к своим непосредственным обязанностям.