— Я знаю свое имя, — просто ответил Флитч. — И не нуждаюсь в том, чтобы записывать его древними буквами на куске коры и сжигать на костре из ветвей дуба. Это всего лишь ритуал.
Эйверил открыла рот, но не сумела вымолвить ни слова. Грейлинг внезапно оскалился и попытался тяпнуть Флитча за пальцы. Девушка стукнула его по голове волшебной палочкой.
— Пожалуй, я лучше верну эту тварь на место, пока она снова не удрала от меня, — произнесла Эйверил.
Сорвавшийся с волшебной палочки свет засверкал и засиял в воздухе вокруг них.
— А чей он?
— Одной сварливой старой ведьмы, больше всего смахивающей на кабана-бородавочника. Это она наложила на меня заклинание, когда я случайно позволила ее грейлингу сбежать.
Флинт буркнул нечто невнятное, глядя на искры, проплывающие мимо носа.
— Занятный свет. Такое впечатление, что от этой палочки ничего особо не меняется. Тебе так не кажется?
— Да, верно. И запах странный. Напоминает…
— Ваниль.
Эйверил покачала головой.
— Странно…
— Хочешь, я тебе помогу вернуть его обратно?
Эйверил задумалась. Искушение было велико, но она все-таки покачала головой. Незачем давать ведьме дополнительные возможности устроить еще какую-нибудь гадость.
— Нет. Это моя проблема… Но теперь ты не сможешь вернуться в школу!
Флитч снова криво улыбнулся.
— У меня свои способы.
— Что, правда?
— А разве они не у всех имеются?
— Нет, — удивленно отозвалась Эйверил. — Я всегда соблюдаю правила. По крайней мере, в школе.
— Да, и это тоже способ, — улыбнулся Флитч.
— Надо же! — воскликнула Эйверил, — Я даже не знала, что ты умеешь улыбаться.
Девушка перехватила костлявое запястье грейлинга и подумала о том, что же еще происходит в непонятном царстве, что скрывается за непослушными волосами Флитча.
— Я всегда получала отличные оценки. Как же так вышло, что ты знаешь то, чего не знаю я?
Флитч пожал плечами.
— Ты очень умная. Все обращают внимание на то, что ты делаешь. Потому тебе приходится следить за собой. А я приспособился делать то, чего никто не замечает.
Эйверил поразмыслила над его словами; грейлинг тем временем пытался бегать вокруг нее кругами.
— Может, мы могли бы поговорить? — предложила она. — Как-нибудь в ближайшее время?
Флитч снова покраснел, но уже не так сильно.
— Я бы с удовольствием.
— Пожалуй, и я тоже.
Вертящийся грейлинг чуть не сбил девушку, но потом наткнулся на подставленную ею ногу.
— Наверно, мне лучше покончить с этой ведьмой, — мрачно сказала Эйверил, вздергивая грейлинга. — Спасибо за помощь. Это было очень мило с твоей стороны.
— Ты точно не… — с сомнением произнес Флитч, отступая от Эйверил.
— Мне все-таки хочется думать, что вся моя учеба чего-то стоит.
— Тогда ладно. Желаю тебе успешно разобраться со всей этой историей.
— Спасибо, — поблагодарила Эйверил и поволокла обозленного грейлинга в противоположную сторону.
Когда за ними захлопнулась дверь подъезда, грейлинг наконец-то перестал брыкаться. Он тихо ковылял по ступеням следом за Эйверил, лишь время от времени что-то бормоча себе под нос; одна его узкая рука была крепко сжата рукой девушки, другая безвольно болталась. Эйверил почти не разбирала слов бесенка. Она пыталась сообразить, как же Флитч возвращается в школу и не попадается. Может, он уже научился быть невидимым? Интересно, что еще он освоил самостоятельно, пока она изучала только то, что от них требовалось? Станет ли он благодаря нарушению правил волшебником более высокого класса, чем она? Или, скажем, чем Гриффит, который, конечно же, пропустил бы свой День именования ради того, чтобы прийти ей на помощь — если бы смог ее увидеть. Или не пропустил бы? Скорее уж он поступил бы практично и просто сообщил бы кому-нибудь из преподавателей, что у нее явно неприятности. Как Эйверил ни старалась, ей все же не удавалось представить Гриффита, который пропускает свое именование и тайком удирает из школы, желая помочь ей поймать свихнувшегося хранителя какой-то ведьмы.
Она настолько глубоко погрузилась в размышления, что по привычке отворила дверь собственной квартиры. Мать — она сидела на диване и что-то читала — подняла голову и улыбнулась дочери. Лишь в этот момент Эйверил с ужасом вспомнила, кого она держит за руку.
— Привет, ма, — поспешно бросила девушка и попятилась, она не хотела объяснять присутствие грейлинга. — Ой. Я сейчас, через минуту…
— Спасибо, Эйверил, — Мать вздохнула. — У меня уже много лет не было такого спокойного утра.
Грейлинг вырвался от Эйверил, подбежал к дивану и вскарабкался на него рядом с матерью.
— Я устал! — заныл Феликс, плюхаясь матери на колени. — Устал, устал, устал, устал…
— Это замечательно, солнышко.
Застывшая в дверях Эйверил наконец-то вспомнила, как дышать. Глаза резало, как будто в них надуло волшебной пыли. Эйверил с изрядным усилием обратила взгляд на волшебную палочку, которую держала в руках.
Это была деревянная ложка с длинной ручкой.
— Ма… — Голос Эйверил напоминал кваканье лягушки. Она по-прежнему не могла пошевелиться. — Как ты… как ты могла…
— Ты же видела, в кого я превращаюсь. И никто меня не слушал.
— Но как?..
— Я успела кое-чему научиться в школе, прежде чем уйти оттуда и родить тебя. — Мать нежно погладила Феликса по голове; малыш уже спал. — Покой… — с довольным видом выдохнула она.
— Ма. Сегодня был мой День именования.
Мать лишь посмотрела на нее. Эйверил увидела в ее глазах ту ведьму; потом глаза матери сделались мрачными, проницательными, все еще наполненными отголосками магии.
— Кстати, а ты все-таки выбрала имя?
Эйверил вспомнила себя прежнюю, ту, которая не далее чем сегодня утром так беспечно перебирала и отвергала всякие восхитительные имена. В конце концов она сдвинулась с места и затворила дверь. А потом шлепнулась на диван рядом с Феликсом.
— Нет, — призналась Эйверил, наматывая прядь волос на ручку ложки, — и теперь думаю, что мне никакое не подойдет.
— У меня есть имя, которым я не пользовалась с того момента, как ушла из Оглесби, и до сегодняшнего дня, — помолчав мгновение, произнесла мать. — Могу подарить, если хочешь.
— Правда? — Эйверил уставилась на мать в приступе любопытства. — И что это за имя?
Мать перегнулась через Феликса и прошептала на ухо дочери имя. Оно пронзило Эйверил насквозь, словно воздух и свет. Ее глаза округлились, а в голове пронесся вихрь видений и чар.
— Ма, это блестяще! — подскочив, воскликнула она. — Это потрясающе!
