Скорпиус еще долго сидел за вазой, но наконец устал и решил вернуться потом. Повезло ему уже совсем поздно вечером, когда месье Брюне вышел из комнаты и отправился вниз – может, за очередным зельем, может, за чем‑то еще. Скорпиус на цыпочках прошел по коридору, то и дело оглядываясь – попасться сейчас было никак нельзя. Он осторожно толкнул дверь и сначала попытался разглядеть дедушку в крошечную щель, но было видно только кусок ковра и большое зеркало, тогда Скорпиус юркнул внутрь и замер, уставившись на огромную кровать под балдахином, которая стояла посередине. Сама кровать это ерунда – в маминой спальне такая же, но на кровати лежал дедушка, укрытый до подбородка белой простыней.
Сначала показалось, что он не дышит, но, приглядевшись, Скорпиус понял, что это не так. Дедушка дышал, только очень редко. Прикрыв за собой дверь, Скорпиус подошел поближе, рассматривая худое, острое лицо, совсем не такое, как на портрете. Губы были очень тонкие и такие светлые, что приходилось приглядываться, чтобы их увидеть, под глазами темнели большие круги, а веки были покрыты сетью красных и синих прожилок.
Скорпиус вдруг вспомнил страшную картинку из одной книжки про инфери, которую прикрывал ладонью, пока читал, но потом она все равно ему приснилась, и Мабби, появившаяся на его крик, просидела рядом до утра, потому что Скорпиус боялся засыпать снова. Но теперь он был старше и умнее и понимал, что дедушка не может быть инфери, просто он сильно заболел в этом своем путешествии по Азкабану. И все же… Скорпиус протянул руку и осторожно дотронулся пальцем до дедушкиной щеки — она была теплая. А потом Скорпиус поднял голову и чуть не заорал – дедушка смотрел прямо на него, правда взгляд был туманный и как‑то… плыл, но почему‑то Скорпиус не сомневался, что дедушка его видит. Он неуверенно шагнул назад, чувствуя, что поздороваться не сможет, потому что во рту вдруг пересохло. И тут дедушка захрипел. Кажется, он собирался что‑то сказать, но вместо голоса слышалось бульканье и хрипение.
Скорпиус метнулся к двери, дернул ручку, но ничего не произошло – дверь отказывалась открываться. Он толкнул ее плечом, потом налег всем телом – не помогло. Скорпиусу стало так страшно, как не было еще никогда в жизни. Он не мог даже оглянуться, казалось, что дедушка встал с кровати и теперь приближается к нему, раскинув руки, в белой простыне, с длинными белыми волосами, очень похожий на призрака. Но в коридоре послышались шаги, и стало совсем плохо. Если это месье Брюне, то в лучшем случае он выставит Скорпиуса в коридор как маму, а в худшем… Скорпиус даже представить себе не мог, что будет в худшем. Наверное, ему запретят выходить из своей комнаты. Совсем. Может, здесь правда нельзя находиться, и Скорпиус уже что‑нибудь испортил своим приходом, раз дедушка начал так страшно хрипеть, и теперь никакой целитель ему не поможет. Нет, это было хуже, чем придумавшийся призрак. Гораздо хуже. И Скорпиус, сжав кулаки, резко обернулся.
Конечно, никуда дедушка не шел, он все также лежал, только теперь немного повернул голову и смотрел в сторону Скорпиуса. Бросившись к нему, Скорпиус упал на пол и забрался под кровать. Там было низко, но он поместился. Только успел заползти поглубже и прижаться щекой к ковру, как дверь открылась. Ну, конечно, это оказался целитель, Было видно ботинки и кусок брюк, который становился все меньше, потому что месье Брюне подходил к кровати. Скорпиус на всякий случай задержал дыхание, хотя дедушка хрипел так громко, что вряд ли бы страшный целитель его услышал.
Что происходило дальше, Скорпиус не знал, слышно было звяканье, шорох, месье Брюне то отходил, то приближался, бормотал незнакомые слова, а потом дедушка затих.
— Тебя ни на минуту нельзя оставить одного! – раздраженно заговорил Брюне. — Молчи, я и так знаю все, что ты собираешься сказать. Драко я впущу утром, Нарциссу позже. И нет, я не разрешу Скорпиусу придти, пока ты не станешь похож на человека. Хочешь потом являться ему в кошмарах? И запомни, Люциус, меня зовут Поль Брюне, и о моем существовании в Англии не знает никто, кроме твоих родственников. Они молчат пятнадцать лет, и ты будешь молчать. Считай это платой за спасение твоей драгоценной жизни.
Скорпиус облегченно выдохнул — значит, месье Брюне уже спас дедушку. Почему надо молчать, Скорпиус не понял, но запомнил. Ему всегда нравились тайны, у него их было много. Библиотека, например — это тайна от мамы, или зарытая в парке под старым ясенем бабушкина брошь, он тогда читал книжку про сокровища, правда, там их прятали в пещерах, и сокровищ было много, а у Скорпиуса не было ни одного, и он решил, что это неправильно. Пропажу броши бабушка даже не заметила, одной больше, одной меньше – какая разница. Теперь‑то Скорпиус давно уже не увлекался такими книжками и собирался вернуть брошь на место, да все как‑то забывал, и тайна оставалась.
Еще папа до сих пор не догадывался, что это не Мабби, а он, Скорпиус, разбил его часы, кто же знал, что они не заколдованы и разлетятся на мелкие кусочки от одного падения с каминной полки. Часы потом починили, и папа даже не очень сердился, но Скорпиус все равно не любил об этом вспоминать. А сегодня появилась еще одна тайна, главное вылезти как‑нибудь из‑под кровати и незаметно уйти. И то, что тайна эта не только его, но еще и страшного целителя, было хорошо. Потому что Скорпиус еще никогда не хранил чужих тайн. Но теперь будет хранить и никому не расскажет, что есть на свете такой волшебник – Поль Брюне. Сейчас это просто, так как рассказывать некому, но даже когда будет кому, он все равно не расскажет. Не только из‑за того, что месье Брюне спас дедушку, хотя, это, конечно, очень важно, просто тайны на то и тайны, чтобы о них никто не знал.
Больше месье Брюне ничего не говорил, он ушел в угол комнаты и, кажется, сел на стул. Дедушка тоже молчал, только иногда шумно вздыхал, а может, Скорпиусу просто казалось. Лежать в тишине и почти ничего не видеть было скучно, и он сам не заметил, как уснул. Проснулся внезапно и не сразу понял, где находится, а потом услышал тихий стук, наверное, именно он его разбудил. Скорпиус осторожно подполз к краю, теперь стук раздавался прямо над головой. Ног Брюне на полу не было, и, решившись, он медленно высунул из‑под кровати руку, но тут же отдернул ее, потому что сверху раздалось едва слышное:
— Скорпиус…
Опять стало страшно, но Скорпиус справился с собой, решив, что Брюне бы точно не шептал так тихо, тем более с дедушкиной кровати, значит, это… Выбравшись из своего укрытия, он обнаружил, что целителя в комнате нет, а звал его действительно дедушка Люциус, который теперь был укрыт одеялом и выглядел немножко лучше, во всяком случае, не хрипел, не булькал, и взгляд у него был уже совсем человеческий.
