Манжары везли их весь день и лишь под вечер въехали в густой дубовый лес. Наезженная тропа вывела на берег реки. За рекой зеленели поля, а над ней на высоком обрывистом мысу стоял городок, защищённый рвом и валом, над которым поднимался крепкий дубовый частокол. Отряд въехал в ворота. Внутри городок был застроен небольшими, но добротно срубленными избами. Жители были одеты небогато, но нарядно: не только рубахи, но даже чулки изукрашены вышивкой и узорами из цветной кожи. На женщинах были простенькие, но яркие бусы, бронзовые (а кое у кого даже золотые) серьги, подвески-уточки. А сами люди — простые, беззлобные: над пленными степняками смеялись, показывали пальцами, но не кричали, не ругались, не бросали ничем. Ардагаст тихо произнёс:
— Это их мы собирались разорить во славу Чёрного Солнца.
Пленников вытряхнули из сети под смех горожан и со связанными руками повели к самой большой избе. Росичу вспомнились венедские городки над Днепром: такие же небольшие, с такими же валами и рвами. Только пустые. Обгорелые остатки частоколов торчали, словно гнилые зубы. В крапиве и чертополохе тонули остатки белых мазанок. И не было видно ни посевов, ни садов — лишь стада сарматов-росов. В первый год жизни Ардагаста его дядя покорил венедов, разогнал их по лесам, а лучшие земли забрал для своей орды.
Из большой избы неторопливо вышел крепкий, рослый — на голову выше остальных манжар — воин в чёрной с красным кожаной одежде, расшитой золотыми бляшками. Длинная коса небрежно падала со стриженой головы на плечо. На шее блестела золотая гривна, в ухе — золотая серьга с яшмой и бирюзой. На золотом с бирюзой и рубинами поясе скалились головы барсов и драконов. Узкие чёрные глаза смотрели дерзко и надменно. Под тонкими чёрными усами растянулись в довольной усмешке губы.
— Так это вы убили безоружными моего брата и Бурибая, брата вождя гуннов? Теперь боги отдали вас в мои руки, — сказал по-сарматски воин.
— Хурьянга поймали и принесли в жертву Солнцу сарматы. А Бурибая зарубила я! — смело бросила Ларишка в лицо предводителю манжар.
— Бейбарс ещё не вернулся из похода на ненцев, моих врагов. Поэтому за его родичей мщу я, Лунг-отыр! И я завтра же принесу вас обоих в жертву Хонт-Торуму, богу войны. Так велел дух Злого Царя, а он всегда помогал нам против врагов... До утра посидите в моем амбаре, среди мехов, которые вы хотели разграбить. Бежать не пробуйте: амбар крепкий, и мои дружинники всю ночь сторожить будут.
В амбаре, срубленном из толстых дубовых брёвен, было темно и душно. Связки отборных мехов громоздились до самой крыши: соболя, лисы, куницы, медведи... Пленников развязали, оставили еду — лепёшки и лесные ягоды, потом закрыли дверь на тяжёлый засов. Ардагаст обессиленно привалился к стене. Он ждал от жены упрёков, но та лишь тихо проговорила:
— На этот раз я тебя втянула в чужую распрю. Распрю двух мертвецов. Восемнадцать веков они воюют руками живых... А мы из-за них так и не увидим Днепра.
— А вот и увидим! — задиристо воскликнул Ардагаст. — Мы ведь с тобой из Долины Дэвов выбрались, из древних пещер проклятых, и оружие богов не сожгло. Значит, нужны мы зачем-то светлым богам?
— А вдруг уже не нужны в этом мире? Вдруг боги решили, что с нас подвигов уже хватит?
— Значит, в другом мире будем нужны. Станем в Перуновой дружине по небу скакать и бить огненными стрелами чертей и тех, кто им служит. Первым делом этому джигиту все амбары сожжём... — Он обнял тохарку за плечи, прижался щекой к её лицу. — Да ты что, плачешь, Ларишка?
— Со мной такого на войне не бывает! — Она быстро отёрла слезу волосами. — Обидно только: зарежут, как овцу.
— Овца только блеять может. А мы им напоследок покажем, как бьются степняки. Только бы рук не связали или хоть ног... Так что ешь получше, чтобы назавтра для боя сила была. Эх, а ягоды здесь какие! Куда там вашей хурме с инжиром! Сколько лет я лесных ягод не ел... Клади на лепёшку, так вкуснее.
Управившись с едой, тохарка повеселела и принялась устраивать постель из мехов. Потом стянула кольчугу, сбросила кафтан...
— Иди ко мне, Ардагаст, милый... Не знаю, что решат завтра боги, но эта ночь — наша!
Чешуйчатый панцирь росича звякнул, упав на кольчугу.
— И эта, и следующая тоже, и потом ещё много! Выберемся, назло всем чертям выберемся, как Даждьбог с Мораной из царства Чернобогова!
Далеко в лесу кричал филин. Но и его зловещий крик не мог теперь смутить сердца двоих пленников Лунг-отыра...
Они заснули не скоро. А во сне Ардагаст увидел человека в чёрном гуннском кафтане, отороченном мехом чернобурки. Пояс тесно покрывали бронзовые бляшки в виде бычьих голов и драконов. Поверх чёрного колпака с меховой опушкой была надета железная корона с рогами, похожими на бычьи. Тёмные раскосые глаза смотрели хитро и насмешливо.
— Здравствуй, царевич Ардагаст! Чёрного шамана Карабугу ты конечно же никогда не видел. И всё равно я знаю тебя, а ты меня. Мир невелик для истинно смелых и мудрых, ибо их немного.
Высокие скулы, крупный острый нос, длинные чёрные волосы...
— Подвижник Шивасена? Хотя это, конечно, не твоё имя. И Карабуга, может, тоже?
Колдун довольно улыбнулся:
— Ты догадлив. Нет, я не назову тебе ни имени моего отца, ни его рода. Это очень знатный степной род, но родичи меня зовут ханьским ублюдком. Не назову я и родового имени моей матери. Это тоже очень почтенное имя, но её родичи называют меня северным варваром, хотя я лучше многих из них знаю книги Кун-цзы и Лао-цзы. Титулом и состоянием я обязан не этому имени, а своим заслугам перед Сыном Неба. Я назову лишь имя, которое предпочитаю сам: Чжу-фанши, маг Чжу. Я не родился даосским[12] магом, но стал им, и этим я обязан лишь самому себе. У меня не было даже наставника, я учился по старинным книгам, добытым мною ценой очень страшных дел.
— Я слышал от ханьских купцов о даосах. Это люди мудрые и добродетельные, а не лазутчики и убийцы вроде тебя.
— Ну конечно же я не настоящий даос, — рассмеялся Чжу-фанши. — Я не гоняюсь за бессмертием, не лезу в безгрешные небожители, не тешу простолюдинов сказками о Жёлтом Небе Справедливости. Смелый и мудрый может найти себе место и под Синим Небом Насилия. Для этого мне и служит знание дао — тайных причин всего сущего.
— И зачем же оно тебе? Чтобы покорить ещё больше народов Сыну Неба? Сколько же их ему ещё нужно?
— Кто не стремится покорить весь мир, будет покорен сам. Но маг Чжу не служит ни Сыну Неба, ни Сыну Бога, — он служит лишь самому Чжу. Если человек мудрее или хотя бы смелее тысяч людей — он должен повелевать ими. Если он мудрее царей — он должен повелевать царями, как это делаю я.
