В этом здании слишком много не служащих, а людей. В этом особняке слишком много думают о приязни и неприязни, о политике, а не о служебных делах. Но другой королевской тайной службы в Собране нет, а, значит, придется играть по здешним правилам. Секретарь, почти успокоившийся за время отсутствия начальства, вскочил навстречу с каким-то свитком.
— Господина Толди ко мне, быстро, — Эйк прошел мимо, сплюнув приказ, словно соринку, и секретарю окончательно полегчало: все в порядке. Почудилось. Господин Эйк вовсе не всеведущ и не всемогущ… Олух самонадеянный, вздохнул про себя Ян-Петер, просто эталон какой-то — и тем лучше. Главное, чтобы еще пару часов просидел на своем месте.
— Подготовьте доклад по состоянию конюшен, — это займет и четыре часа с лихвой. С начальником внутренней охраны не нужно было ни лицемерить, ни отмерять с аптекарской осторожностью капли сведений. То, что покушение — едва ли не в момент осуществления — обнаружил не Толди, а собственной персоной господин Эйк, было для начальника внутренней охраны оскорблением личной и профессиональной чести. Фразу об отставке Ян-Петер оборвал взмахом руки: не время, не место и не повод. Лучше, знаете ли, откройте бутылку — вон ту, я точно уверен, что до нее наш трусоватый друг добраться не успел, разольем сей благородный древний напиток, выпьем за процветание ваших соседей и их виноградников, и позовем следующего, благо, и прием на сегодня ему назначен. А пока гость к нам поднимается — отправьте две команды, на первый этаж, к агентам, и на третий. Господина главного цензора Меррана взять тихо. Настолько тихо, чтобы ни одна муха не испугалась, а мухи, господин Толди, весьма пугливы. Сержанта Ламменса — послать с поручением. Любым. В компании четверых товарищей. И чтоб вернулись к полуночи, все пятеро. В целости и сохранности.
— Господин старший цензор, извольте ознакомиться с этими сведениями, — перед Эстьеном легли на стол четыре листа, исписанных убористым почерком главы архивов. Первые две страницы — разнообразные кулуарные высказывания длинного перечня единомышленников господина старшего цензора, и запущенные ими по столице слухи, шутки и прочая болтовня. Третья и четвертая — то, что должны были говорить на улицах сплетники, получавшие деньги из казны, а задания из тайной службы. И то, что они говорили на самом деле. В три колонки, в третьей — по чьему приказанию..
Вообще-то герцог-регент ничуть не возражал против хулы и всяческих поношений и в свой адрес, и даже в адрес короля; Скорингу нужны были такие разговоры на площадях и в кабаках, а добровольные «помощники» еще ни разу не перешли черту избыточности; но Эстьен об этом, конечно, не подозревал. Тем более, что и не его это была служба — только его друзья. Впрочем, он и главу архивов до сего момента числил в друзьях… Алларец принял удар достойно, не изменившись в лице. Прав был. Если уж ему дают ознакомиться, значит, дела не совсем плохи, а арест случится только по итогам беседы. Эстьен вскинул голову — готов был сражаться за каждого, примеривался, куда и как нанести удар.
— Сейчас меня более беспокоит не это, а то, что некоторые люди тайной службы, люди короля, задумали покушение на герцога-регента Скоринга, — Эйк прищурился, улыбнулся, — а также то, что герцог Алларэ о подобном подарке и не подозревает. И более всего то, что герцог Скоринг, при всем желании, не сможет сделать вид, что ничего подобного не было. Если эта попытка все-таки состоится. Господин старший цензор дважды… трижды обдумывает услышанное. Господин старший цензор слегка меняется в лице. У него хорошая фантазия, вот только ей нужен легкий толчок. Господину старшему цензору дают время, чтобы представить себе все возможные последствия, а когда он пытается представить невозможные — все-таки, сражение двух армий на месте бывшей столицы, тысячи погибших за час-другой… это перебор, — наливают бокал вина. А рядом с бокалом кладут пять белых с золотом грамот на лучшей бумаге. «Все, что сделал податель сего…»
— Я очень надеюсь, что никто из ваших единомышленников, — а к чему недомолвки? — даже ненароком не вовлечен в эту неприятную историйку. Однако ж, на случай, если кто-то все-таки… В глазах у Эстьена единственный вопрос: чего это нам будет стоить? Чего нам будет стоить предоставленная врагом возможность спасти своего сеньора от глупости его ретивых приверженцев, а столицу — от бесцельной резни? Он смотрит на листы, и, кажется, готов попробовать их на зуб, как медную монету — не фальшивка ли? Не ловушка?
— Я надеюсь, что после этого, — палец щелкает по бело-золотым грамотам, — в нашем особняке будет несколько тише, а господа из этого списка, — Эйк показывает на четыре листа, — вернутся к своим забавам не раньше, чем белый и черный короли сойдутся в бою лицом к лицу, — начальник тайной службы осекается, но поздно. — Негоже ведь вассалам лезть впереди сеньоров, верно, владетель Эстьен? Интересно, хорошо ли старший цензор играет в «Осаду крепости»? Сможет ли он пропустить столь очевидный и неизящный намек? В этой игре короли сходятся в поединке перед армиями лишь в одном случае: если один из них нанес другому личное оскорбление. Рауль Эстьен едва-едва приподнимает бровь. Господин Эйк прикусывает кончик языка, отмечая: только что он сообщил старшему цензору то, что до сих пор знали лишь оба короля, белый и черный, и он сам. Это промах, огромный промах, который, если старший цензор окажется достаточно любопытен, может привести к самым нежелательным последствиям. Вздумай алларец копнуть, что именно не поделил его сеньор с герцогом Скорингом, доберись он до ответа — это, конечно, близко к невозможному, но чем боги не шутят, — реши он поделиться открытием с кем-нибудь еще, это сильно повредит репутации белого короля. И репутации черного короля заодно. Как бы у нас цвета на доске не перепутались; а что сделает регент с повинным в подобном недоразумении, лучше не представлять. Но, кажется, визитер думает совсем о другом; а вместо намека услышал прямую рекомендацию не встревать в игры Скоринга и Алларэ. Старший… уже пять минут как главный, но об этом он узнает завтра, цензор Эстьен очень хорошо понимает, что пожелай черный герцог вершить расправу — не начал бы с предъявления списка тех, кого мог попросту казнить за служебные преступления. Черный герцог ограничился предупреждением: поосторожнее, господа. Стук в дверь — а вот и следующий гость. Этот не смотрит, куда идет — что ему за дело до хитро сложенной бумажки под ногами? С господином Кромером лучше всего разговаривать, как сам господин Кромер — с подчиненными. Тогда больше поводов ожидать, что он поведет себя так, как нужно.
