Деревянный переплет окна затрясся, и стекло прорезала длинная трещина. Оливер чертыхнулся. «Морской волк» выпал из рук. Книга упала корешком на мокрый пол, обложка порвалась. Но Оливер не заметил этого, не говоря уже о том, что потерял нужную страницу.
Бранясь, он еще раз попытался закрыть окно. Он боялся, что стекло может потрескаться еще больше или даже разбиться. Но этот последний дюйм, похоже, невозможно было одолеть, а пальцы уже онемели от морозного воздуха и хлещущего снега. Холод казался просто невероятным.
Оливер замер, внезапно почувствовав, что в комнате есть кто-то еще. Фридл или Колетт, быть может… кто-то услышал шум и решил узнать, что случилось. Но нет… Кто-то был здесь, но не внутри, а снаружи.
Он прищурился и вдруг — лишь на миг! — увидел изгибающуюся в такт пурге фигуру. Она танцевала среди метели; глаза — как два алмаза, лицо словно выточено изо льда. Оливер чуть не задохнулся; казалось, в легких совсем не осталось воздуха.
Ветер врывался в узкий зазор с силой урагана. Трещина в стекле не увеличилась, но напор воздуха был так силен, что Оливера отбросило назад. Он оступился, поскользнулся на мокром полу и навзничь упал на восточный ковер.
Снег проникал сквозь щель в окне и кружился по комнате, словно не замечая разницы между домом и улицей. Ему надоело стучаться в дом, и он решил войти без приглашения. Снег ровным потоком валил в приоткрытое окно, заполняя комнату. Холодный и влажный, он облепил настольную лампу, и лампочка тут же взорвалась. Комната погрузилась в темноту, нарушаемую лишь светом догорающего огня, который все еще тлел благодаря защищавшей его чугунной решетке.
Охнув, Оливер втянул в себя ледяной воздух. Он ошарашенно озирал комнату. Было ужасно холодно — значит, это не сон. Да и живот болел от удара ветра, отправившего его в нокдаун. Лежа на ковре, он испытывал ощущение чуда, приглушенное первобытным страхом, идущим из самых глубин его существа.
Посреди салона снежный поток начал вспениваться, а потом скручиваться все плотнее и плотнее. Огонь сдался и погас. Дым от мертвых угольев втягивался в белый водоворот, сбросивший все безделушки с кофейного столика и скрутивший ковер возле его ножек.
«Ох, черт, — подумал Оливер. — Какого рожна я тут делаю?»
Но ледяной ветер, казалось, сковал не только тело, но и мозг. Ну, хватит! Оливер с трудом поднялся на ноги и, сопротивляясь ветру, пригнувшись, побежал через салон. Кружка с какао соскользнула со стола и разбилась вдребезги.
Он бежал к выходу, но порыв ветра словно бросился следом и захлопнул дверь, чуть не сбив его с ног во второй раз.
Оливер неподвижно стоял посредине комнаты и смотрел на закрытую дверь. Этот ветер не мог быть случайностью. Он находился в комнате не один. С ним была метель. Но не просто метель.
Он медленно повернулся. Снежный смерч перед погасшим камином изменялся, обретал форму. Сквозь крутившийся вихрем снег проступила фигура — та самая, что примерещилась Оливеру за окном несколько секунд назад. Это был человек — по крайней мере, некто, похожий на человека, — весь изо льда, с телом сплошь из острых граней, с пальцами как кинжалы, с волосами, раскачивающимися и позвякивающими, как хрустальная люстра.
Его глаза сверкали бледно-голубым светом и с каждым поворотом вихря, с каждым покачиванием рук упирались взглядом в Оливера. Поначалу Оливеру казалось, что человек танцует, но потом он понял, что это снежные вихри тащат и крутят его.
— О боже, нет! — прошептал Оливер, тряся головой. — Кто ты такой, дьявол тебя побери?
Смерч замедлил движение и остановился.
Снег падал на пол, покрывая паркет, ковер, мебель.
Зимний человек стоял, гордо вскинув подбородок, и не сводил с Оливера холодного, жестокого взгляда. Потом шевельнулся, двинулся по полу тяжелой ледяной поступью; его острые черты изменились. Бледно-голубые глаза сузились от изнеможения и боли, и Оливер увидел, что на левом боку у него изъян, точно кто-то отколол большой кусок льда.
— Помоги мне, — прошептал зимний человек, и его голос был как порыв ветра.
А потом человек упал, царапая острым телом дощечки паркета. Он лежал наполовину на ковре, наполовину на полу. Из раненого бока на восточный ковер капала вода. Оливер уставился на лужицу в полном замешательстве, думая: неужели он тает?
Или истекает кровью?
— Ты просто чья-то идиотская шутка!
Оливер шагнул к распластавшейся на полу фигуре. Под ногами хрустнули осколки разбитой лампочки. Ветер утих, стекла больше не дребезжали, а Оливер не мог оторвать глаз от неподвижного тела зимнего человека и бросить взгляд в окно. Снег снегом, но он не сомневался, что причина бурана — не природа, а существо, которое лежит у его ног. По ковру расплывалось мокрое пятно. Зимний человек словно истекал кровью, умирал прямо на глазах.
Нет, какая кровь — тающий лед! И не может эта штука умирать — просто потому, что не может быть живой. Их вообще не бывает — тех, кто врывается в дом сквозь чуть приоткрытые окна и танцует со снежинками. В реальной жизни такой ерунде не место.
Зимний человек дернулся.
Оливер замер, не дыша, боясь пошевелиться и привлечь к себе внимание. «Помоги мне», — сказало существо. Даже знай Баскомб-младший, как это сделать, вряд ли ему хватило бы смелости. Пришелец больше не двигался, и несколько секунд спустя Оливер позволил себе сделать крошечный вдох. Глаза успели привыкнуть к темноте. Хотя единственным источником света остались тлеющие в камине угли, он заметил, что снег в комнате начал таять.
Оливер нерешительно взглянул на дверь салона — ту самую, что захлопнула снежная буря. В памяти ожили дребезжание оконных рам, взорвавшаяся лампочка, раскатившиеся по полу безделушки, глухой стук его собственного падения и, в довершение ко всему, грохот двери… Где же остальные? Неужели никто во всем доме не услышал шум? Или, может, они просто решили, что предсвадебный мандраж довел его до белого каления?
«Колетт. Где она? Конечно, еще не легла». Он мысленно представил себе спальню сестры — она по-прежнему ночевала там, когда гостила у родителей. Окна всех спален выходили на северную сторону, и Оливер понял, что при закрытых дверях и отец, и сестра могли и не услышать доносившийся снизу тарарам.
Его взгляд возвратился к смутным очертаниям зимнего человека. «Хорошо, — подумал он. — Пусть лучше остаются у себя, так безопаснее».
Угли уже почти догорели, вокруг сгущалась темнота. Оливер еще на шаг приблизился к упавшему человеку. Если это, конечно, был человек. В сумраке комнаты он казался почти прозрачным и не шевелился, даже не дышал.
