Песня рулевого, звучащая в ночи джунглей до сих пор звучит во мн е. Бодрая песня рулевого в одинокой ночи и о том, как держит он наши жизни в своих руках.
Но тут песня стихла, и наступил бледный рассвет. Прошла еще одна ночь, последняя ночь вместе с этими прекрасными людьми. Команда тоже просыпалась вместе с надвигавшимся рассветом.
Янн спешил на встречу с Морем, будто бы оно чем-то непреодолимо притягивало его. Их встреча напомнила короткую непродолжительную схватку. Затем Янн и воды его были отброшены назад к северу, а матросам добавилось работы, от которой они немного успели отвыкнуть за время безмятежного плавания по реке.
Мы прошли мимо Гондоры, Нарда и Наца. И видели вечный святой Гулнуц, и слышали молитвы странников, его наполняющих.
Но вскоре нас укачало и усыпило, кроме тех, кто остался следить за парусами, и рулем. Проснувшись послеполуденного отдыха, мы увидели, что уже подходим к Нену, последнему из городов на реке Янн. Наши старые знакомые – джунгли снова окружили нас вместе с Неном; но великий Млун возвышался над всеми окрестностями и взирал на город поверх всего.
Бросили якорь, и мы с капитаном отправились в городи узнали последние новости.
Все говорили только об одном, о том, что кочевники пришли в город.
Это было загадочное, таинственное племя. Эти смуглые люди раз в семь лет спускались с вершин Млуна, преодолев перевал по пути из неизвестной никому земли, что за горами. Жители города Нен высыпали из домов, с удивлением глядя на пришельцев. Ведь мужчины и женщины из племени кочевников заполнили все дороги и принялись за странное действо. Они принялись танцевать свои танцы, совершенно незнакомые местным жителям. Видно, та земля, где проживали кочевники, научила их этим удивительным пляскам. Те, кто не танцевал, играли на инструментах прекрасные мелодии, жалобные, полные неизвестности и ужаса. Это были танцы и мелодии их жизни, абсолютно непохожей на жизнь местных жи телей .
Даже те инструменты, на которых играли кочевники, были совершенно незнакомы в Нене. Да что в Нене! На всем течении Янна никто не видел такого. Они были сделаны из бивней неизвестных животных, живших в горах.
Язык кочевников, также незнакомый никому, рассказывал о тайнах ночи и беспричинном страхе, посещающему нас в темных местах.
Первыми реагировали на них местные собаки. Они злобно ворчали, не признавая кочевников за своих. И кочевники рассказывали друг другу страшные истории, и хотя жители Нена ничего не понимали в их языке, все же на лицах слушателей откровенно читался страх, а в широко раскрытых глазах – тот ужас, который бывает в глазах добычи, за которой гонится хищник и вот-вот настигнет ее. Рассказчик иногда смеялся и останавливал свой рассказ, и тут же другой начинал свою историю, а первый рассказчик весь дрожал от страха, причем его испуг казался искренним. Было очевидно, что нет такой силы, которая бы испугала самого рассказывающего, что любой, самый страшный зверь был бы встречен без малейшего страха и отправлен восвояси. Рассказывают, что был случай, когда самая опасная и жестокая змея этих мест, огромная лифра, выползла из джунглей. Кочевники как раз находились в Нене. Они взирали на змею спокойно, никто из них не отшатнулся. Все продолжали невозмутимо заниматься своими делами. Они встретили опасность, как гостью, торжественным барабанным боем, и змея проползла поблизости, никому не причинив вреда.
Кочевники учили всему этому и своих детей. С самых ранних лет дети кочевников умели находить общий язык с самыми разными животными. И нередко можно было видеть, как маленький ребенок играет с рыбой или змеей. Они не причиняли животным вреда, и те отвечали им взаимностью. Дети Нена не могли общаться на равных с детьми кочевников.
День уже склонялся к сумеркам, в это время кочевники приветствуют ночь своим особым гимном, и это приветствие подхватывают звери на вершинах гор. Нам очень хотелось остаться и послушать их, но пришло время снова сниматься с якоря, чтобы капитан мог вернуться от Бар-Вул-Янна на волне прилива. С видимым сожалением мы вернулись на борт и продолжили путь вниз по Янну. Я молчал, матросы и капитан тоже. В воздухе витала неизбежность скорой разлуки, поэтому не хотелось говорить каких-то пустых, ничего не значащих слов. Мы молча любовались великолепием закатного солнца. Солнце было багряное, но низкий, стелющийся чуть заметный туман покрывал джунгли, а струйки дыма, шедшего из селений, соединялись где-то и.добавляли в него густоты, которая стала пурпурной от предвечерних лучей заходящего солнца Время от времени какой-то столб дыма возвышался над дымом всего поселка; выделяясь и любуясь собой в этих лучах.
Солнца было почти не видно, лишь его лучи пробивались из-за горизонта. Наконец его лучи стали падать почти горизонтально, и: показалось то, чего я ждал,– от двух скал по обоим берегам в реку выступали две скалы розового мрамора, сверкая в свете заходящего солнца. Почти гладкие, огромной высоты, они сужались книзу. Пенясь и бурля, Янн бежал между ними и выходил в море.
Врата Янна, Бар-Вул-Янн.
Сквозь узкий пролив между скалами виднелось огромное море, встречи с которым так ждал Янн. Просматривались рыбацкие шхуны, волны, переливающиеся в лучах заходящего солнца.
Окончательно уйдя за горизонт, солнце уступило место быстрым сумеркам, и окружающая нас местность стала еще прекрасней. Даже в темноте угадывались очертания скал, подсвечиваемые пока еще бледными звездами. Но вот этот скоротечный момент прошел, наступила темнота, но тут же выглянула луна, хотя в ее свете краски Бар-Вул-Янна померкли и растворились. Это был прощальный аккорд нашего путешествия, мастерски исполненный природой.
Ближе к берегу матросы бросили якорь, и корабль закачался, потому что команда умела плавать по рекам, а не по морям, и знала Янн, но не знакома была с мореплаванием.
Как ни оттягивал я время расставания, но оно настало. У каждого из нас в дальнейшем свой путь. Капитану предстояло вернуться в прекрасный Белзунд, откуда видны далекие вершины Хиан Мина; мне – продолжать поиск неизвестного пути в те дали, какие знают все писатели, где стоят крошечные таинственные домики. Одни их окна обращены на запад, из них видны равнины, другие – на восток. Из них видны сверкающие горы, увенчанные снегом, гряда за грядой восходящие в область Мифа, в царство Фантазии, и все это принадлежит к Царству Грез. Прощание наше затянулось. Мы знали, что не увидимся никогда больше, и, вглядываясь друг в друга, пытались получше запомнить все, что нас связало за это время. Мы и не могли встретиться. Уж слишком разными были дороги, по которым мы ходили, и они могли пересечься только один раз. Мне вряд ли доведется еще раз пройти с командой по Янну, а им не добраться до тех мест, где бродит моя фантазия. Попрощавшись со всей командой, я подошел к капитану. Рукопожатие не смогло сказать всего, что мы были готовы сказать друг другу. Прощаясь с ним, я помолился за команду, капитана и их благополучие и почувствовал, что каждый из них вверил заботу обо мне своим богам. Искренне веря, что именно его бог и его вера будет той единственной, которая будет меня хранить.
