готов? – спросил знаменосец конунга и шаман аж ойкнул от неожиданности. Он быстро-быстро заморгал, возвращаясь в реальность, и посмотрел на Аудуна.
– Да, все готов, – медленно кивнул он, переведя взгляд на преображенный его многочасовыми усилиями склон холма. – Я несколько раз проверил записи. У Эспена обнаружились похожие, он тоже знал о ритуале Звездный мост. Ну, то есть это понятно, не мог не знать. Кстати, в своих изысканиях он основывался именно…
– Ты меня не понял, – мягко прервал его Аудун. Он подошел к эрилю почти вплотную, положил руку ему на плечо и всмотрелся в его озабоченное лицо. – То, что все готово, я вижу. Я спросил о другом. Я спросил – готов ли ты?
– Я? – удивился Лейв. Он попытался улыбнуться, но понял, что ему все равно не скрыть свое волнение. – Не знаю. Честно – не знаю. Я ведь буду первым за две сотни лет, кто проведет этот ритуал. И откуда взять уверенность, что свитки верно передают суть?
– Никто не даст тебе этой уверенности, – покачал головой Аудун, не отрывая глаз от шамана. – Никто, кроме тебя самого, – он коснулся рукой подбородка Лейва, который стремился отвести взгляд, и мягко, но уверенно повернул его голову к себе. Их глаза встретились. – Ты прошел со мной достаточно, чтобы не сомневаться во мне, верно?
Шаман часто закивал.
– Так вот и я в тебе не сомневаюсь, – твердо сказал Аудун. Разумеется, у него тоже не было никакой уверенности в том, что ритуал удастся. Но он был искренен. Он мог сомневаться в пергаментах, в самой методике, но не в своем эриле, который был предан ему до глубины души. И вскоре этой преданности предстоит пройти главную проверку. Жестокую. – Я могу сказать Эйрику, что мы можем начинать?
– Да, – кивнул Лейв. Неуверенность все еще слышалась в его голосе, но взгляд стал тверже. Он улыбнулся. – Благодарю. Благодарю, что не сомневаешься во мне.
Аудун хлопнул его по плечу и двинулся к Скагерраку. Он нашел конунга в бражном зале. Эйрик Агнарсон сидел на высоком деревянном троне и обсуждал с Акселем, за кем в грядущей схватке пойдут его берсерки, ведь Аксель останется в Скагерраке. Было решено, что в битву их поведет сам конунг, что было огромной честью для берсерков и немалым испытанием для Эйрика, который шаманские отвары неистовых воинов пробовал лишь по младости лет.
Аудуну не требовалось даже подходить к конунгу. Едва он переступил порог бражного зала, Эйрик тут же отвлекся от беседы с Акселем и посмотрел на своего знаменосца. Аудун кивнул, конунг вернул ему кивок и знаменосец ушел. А меньше, чем через час, едва западный край небесного полога, затянутого мутным сероватым саваном, окрасился бледными охряными разводами, на склоне холма перед рунным камнем ровными рядами выстроились сто двадцать хирдманов конунга Эйрика.
Сын Агнара на этот раз стоял не в первом ряду, как обычно, он шел чуть позади в строю берсерков. Двадцать четыре неистовых воина уже выпили настои и провели боевые медитации. Их глаза постепенно наливались кровью и жаждой убийства. Мышцы бугрились на оголенных руках и торсах, лбы покрывались едким потом.
Аудун давно заметил эту особенность берсерков – примерно через полчаса после употребления своих отваров они начинали страшно потеть, причем пот их имел резкий отвратительный запах. Так организм боролся с ядовитыми токсинами, выводя их через кожу. Но те токсины, что оставались в теле, преодолевали гемотэнцефалический барьер и действовали как маломолекулярные бензилпиперазин-аминопиридины. Они разгоняли нейрогенез до невероятных значений, в гиппокампе воинов с чудовищной скоростью формировались новые нейроны, отчего их реакция ускорялась, а чувства обострялись.
Токсины из шаманских отваров стимулировали центральную нервную систему и заставляли надпочечники выбрасывать в кровь критические дозы норадреналины, одновременно подавляя адреналиновые рецепторы. В результате, выносливость берсерков преодолевала все мыслимые и немыслимые значения, они переставали чувствовать усталость, их мышцы и сердечнососудистая система работали не пределе возможностей.
Конечно, за это приходилось платить – после транса, который длился порядка двух часов, мозг попросту отключался в результате перегрузки. Берсерк мог проспать от одного до трех дней, а затем еще неделю восстанавливал работоспособность организма до приемлемых параметров. Некоторые так полностью и не приходили в себя. Теоретически трансы многократно снижали срок их жизни, вот только проверить это было нельзя. Еще не один берсерк не умер по естественным причинам. Почти всегда гибель настигала их после боя,когда из воина торчал с пяток стрел или у него отсутствовали некоторые части тела.
Аудун хмыкнул своим размышлениям. Никто из них даже близко не представлял, что с ними делали шаманские отвары и направленные боевые медитации. Он сам никогда бы об этом не задумался, если бы в свое время не встречался с подобным. Первый раз – в Лакедемоне, второй – в землях киммерийцев, потом – у скифов.
От воспоминаний его отвлек энергичный окрик Эйкрика, конунг облизывался, точно волк, и в нетерпении переступал с ноги на ногу. Аудун отыскал в первом ряду Регина, за ним – Гуннара, чуть дальше, теперь уже – во главе собственного отряда, стояла Асвейг. Все трое кивнули ему, поймав на себе взгляд знаменосца.
– Пора, – тихо сказал он, обращаясь к застывшему рядом Лейву. Затем обнажил клинок и перекинул из-за спины щит, заняв место в самом центре первого ряда. Эйрик, возглавив берсерков, не мог вести воинов в бой, потому что берсерки не воевали со щитами. А тот, кто стоял в первых рядах, не мог обойтись без щита, ибо тогда в стене хирда образовалась бы брешь. Поэтому роль командира взял на себя Аудун, на что никто из круга хускарлов не решился возразить. В конце концов, он уже не в первый раз вел вестфольдцев в бой, кроме того – это был всецело его план.
Небо прояснилось, когда по сигналу Лейва младшие эрили Скагеррака зажгли шестнадцать костров по периметру хирда и еще один – перед руническим камнем. Шаман встал перед главным костром, спиной к строю и начал читать заклинание. Он говорил громко, но сильный южный ветер относил его слова прочь, так что даже воины первого рядане могли понять его слов. Шаман говорил все быстрее и вскоре пламя главного костра начало пульсировать в такт его словам – оно разгоралось ярче, когда он повышал голос, и неистово трещало, когда он затягивал заклинание скороговоркой.
Серые тучи, второй день не дававшие солнцу взглянуть на проклятую землю севера, раздергало
