– Лети, дурачок.
Мыш упал, даже не попытавшись развернуть крылья. И заплакал так, что щенок поджал хвостик и сочувственно заскулил. Тилорн покачал головой, сказал что-то на неведомом языке, взял Мыша в руки и сотворил чудо. Он посмотрел зверьку в глаза, и светящиеся бусинки враз помутнели, как бывает у пьяных. Мыш начал зевать, но не заснул. Тилорн легонько подтолкнул его пальцем:
– Лети.
Мыш сейчас же вспорхнул, с отвычки неуклюже поднялся под потолок и вернулся.
– Он может летать, – сказал Тилорн. – Но не хочет. Боится. Я заставил его на время забыть страх, и он полетел. Но чтобы он совсем перестал бояться – тут надо поработать…
А надо ли было резать, подумал Волкодав. Уж как-нибудь дожил бы век…
– Взять его за лапу и выкинуть в окошко, – посоветовал Эврих. – Чтобы другого выбора не было.
Ниилит ойкнула, а Волкодав хмуро предупредил:
– Я тебя самого выкину. Может, тоже летать научишься.
Так и вышло, что нынче он оставил Мыша дома: мало ли что тот учудит в самый ненужный момент. Оставаться Мыш не хотел. Пришлось Тилорну снова погрузить его в полусон…
Дверные петли были хорошо смазаны, но Волкодав загодя распознал старческие шаги и шарканье веника. Он поднял голову, уже зная, что выйдет не кнесинка. И точно. На крыльце появилась высохшая, сморщенная старуха, наверное, годившаяся в матери хромому Вароху.
– Здравствуй, бабушка, – сказал Волкодав.
Старуха окинула его неожиданно зорким, подозрительным взглядом и зашипела, грозя веником:
– Ишь, расселся, бесстыжий!.. А ну, иди отсюда! Ходят тут…
Волкодав смиренно поднялся и отступил в сторону. Бабка покропила водой и принялась подметать и без того чистое крыльцо. Особенно она трудилась полынным веником там, где он только что сидел. Рабыня, сообразил Волкодав. Но у таких рабынь сами хозяева по одной половице на цыпочках ходят. Нянька, наверное. Не иначе, государыню кнесинку в люльке качала, а может, и самого кнеса. Или супругу его…
– Ты, что ли, девочки нашей охранитель? – осведомилась старуха.
– Верно, бабушка, – кивнул Волкодав. – А не скажешь ли…
Он хотел спросить, скоро ли встанет госпожа, прикидывая, как бы успеть перекинуться словечком с боярином Крутом. Но старуха с усилием разогнула согбенную спину, чтобы снова постращать его веником:
– У-у-у тебе…
И с тем скрылась в избе.
Волкодав задумчиво почесал затылок и снова сел на красноватую маронговую ступеньку.
Спустя некоторое время опять послышались шаги. На сей раз шёл мужчина. Он приближался из-за угла, со стороны дружинного дома. Волкодаву что-то очень не понравилось в его походке, но, пока он размышлял, что же именно, у крыльца явил себя Лучезар.
Вот уж кого Волкодаву хотелось видеть всех менее.
– Что-то проходимцы разные зачастили… – увидев его, немедленно сказал Левый. Волкодав ничего не ответил. Только равнодушно посмотрел на боярина и снова уставился себе под ноги. Отвечать ему, ещё не хватало.
– А ну встать, собака, когда витязь с тобой разговаривает! – взвился Лучезар.
Во всём Галираде, наверное, едва набрался бы десяток людей, понимавших веннские знаки рода, и молодой боярин к их числу явно не принадлежал. Иначе, желая оскорбить Волкодава, он нипочём не обозвал бы его собакой. Волкодаву стало почти смешно, но он опять ничего не сказал. И, уж конечно, не пошевельнулся.
Разговор мог забрести далеко, но в тот раз обоим повезло. Дверь раскрыла сильная молодая рука: на пороге стояла кнесинка Елень.
Волкодав сразу поднялся, кланяясь государыне. Левый не поклонился. Он смотрел только на Волкодава, не отводя глаз, и во взгляде его была смерть.
– Оставь, Лучезар! – сказала кнесинка. – Это мой телохранитель. Он сидит здесь потому, что я так приказала.
Левый опустил длинные ресницы, а когда вновь поднял их, на лице было уже совсем другое выражение. Томное и презрительное.
– А, вот оно что, – проговорил он лениво. – Я же не знал, сестра. И зачем, думаю, проходимцу тут торчать? Ещё украдёт что…
Кнесинка быстро и с испугом покосилась на Волкодава. Тот стоял, как глухой, с деревянным лицом.
– Не обижай его, он ничем этого не заслужил, – сказала она Лучезару. И повернулась к телохранителю: – А ты что молчишь?
Волкодав пожал плечами:
– Так я ведь на службе, государыня. Я тебя стерегу… а не себя от всякого болтуна… – Левый, в жизни своей, вероятно, не слыхавший подобного обращения, на миг онемел, и Волкодав медленно, с удовольствием докончил: – Вот если бы он на тебя умышлять вздумал, я бы ему сразу голову оторвал.
Кулак боярина метнулся к его подбородку, но подставленная ладонь погасила удар. Волкодав в полной мере владел искусством бесить соперника, вроде не причиняя ему вреда, но и к себе прикоснуться не позволяя. Лучезар попытался достать его левой, но венн отбросил руку боярина, а потом поймал его локти и притиснул к бокам. Волкодав знал сотни уловок, позволявших скрутить Левого куда надёжней и проще. Он нарочно выбрал самую невыгодную. Ещё не хватало сразу показывать Лучезару всё, на что он, Волкодав, был способен. Пускай Лучезар показывает. Если умеет. А он, скорее всего, умеет. Да и разумно ли вовсе унижать его при «сестре»…
Лучезар, конечно, драться был далеко не дурак. Венн сразу понял, на какого противника напоролся. Витязь – это не городской стражник, вчерашний тестомес, ещё не отмывшийся от муки. Это – воин. И воинами с колыбели воспитан. Самому кнесу любимый приёмный сын, если не побратим. Боец из бойцов, всякому ратоборству обученный. Лучезар был сноровист и могуч… Вот только почему он двигался, словно с похмелья? Боярин зарычал и рванулся освободиться… Волкодав удержал его без особых хитростей, хотя и с трудом.
По счастью, борьба продолжалась какие-то мгновения. Кнесинка Елень бесстрашно сбежала к ним с крыльца. Псов грызущихся разнимать, подумалось Волкодаву. Он оттолкнул боярина и сам отступил назад, тяжело дыша. Сейчас она велит ему навсегда убираться с глаз. И будет, несомненно, права. Его она прежде видела всего-то три раза. А Левый её сестрой называет. Рассказывать ей про старую вельхинку Волкодав не собирался.
– Ступай, Лучезар, – сказала вдруг молодая правительница. – Ступай себе.
И боярин ушёл. Он дрожал от ярости и озирался на каждом шагу. Но ни слова более не добавил.
Волкодав смотрел в спину кнесинке и тоже молчал, ожидая заслуженной расправы. И тут… сперва он ощутил в одной ноздре хорошо знакомую сырость, потом поднял руку, увидел на пальце ярко-алую каплю и понял, что Левый, сам того не ведая, ему всё-таки отомстил. Короткое, но лютое напряжение дало себя знать. Так нередко бывало с тех пор, как в каменоломне ему покалечили нос. И всегда это случалось в самый неподходящий момент. Ругаясь про себя, Волкодав выдернул из поясного кармашка всегда хранившуюся там тряпочку и стал заталкивать её в нос. Хорошо ещё, вовремя спохватился и не осквернил кровью ни крыльцо, ни новенький дарёный чехол…
Кнесинка обернулась к нему, и глаза у неё округлились.
– Прости, госпожа, – виновато проговорил Волкодав, и в самом деле готовый провалиться сквозь землю.
Девушка быстро оглядела двор – не видит ли кто – и решительно схватила его за руку:
– Пойдём!
Её пальцы не сошлись у него на запястье, но пожатие было крепкое. Она потащила венна на крыльцо, потом в дверь и дальше в покои.
– Нянюшка! – окликнула она на ходу. – Принеси водицы холодной!.. А ты садись. – Это относилось уже к Волкодаву, и он послушно сел на скамью у самого входа.
Из другой комнаты выглянула старуха, посмотрела на него, вновь скрылась и наконец вышла с пузатым глиняным кувшином и большой глиняной миской.
– Хорош заступничек… – ворчала она вполголоса, но так, чтобы он слышал. – Самому няньки нужны…
– Запрокинь голову, – велела кнесинка Волкодаву.
– А ты иди, дитятко, – погнала её старуха. – Иди, не марайся.
