Тяжело дыша, она, наконец, добралась до похожего на пещеру входа, где, потрескивая, горели факелы. Здесь было слишком много стражников, поэтому она замедлила шаг и пристроилась вплотную за немолодой четой, чтобы ее приняли за их дочь. Пара бурно обсуждала шансы приятеля заняться во дворце распродажей париков. Женщина считала это многообещающей задумкой. Мужчина полагал, что не найдется достаточного количества желающих продать свои волосы, и все закончится полным крахом.
Дженнсен не могла представить себе более бессмысленного разговора в ситуации, когда в плен захвачен человек и его скоро начнут пытать…
Никто из супругов не заметил ее. Они шли, склонив головы, совсем медленным шагом. Цепкие взгляды стражников скользнули по их фигурам. У самого выхода ветер задувал так сильно, что у Дженнсен перехватило дыхание. После длительного пребывания в помещении она была вынуждена зажмуриться от яркого дневного света. Как только они очутились на рыночной площади, она свернула в сторону и пошла искать Ирму, торговку колбасой.
Вытягивая шею, она старалась обнаружить красный шарф в рядах прилавков. Все, что казалось ей раньше великолепным, теперь, после посещения дворца, выглядело откровенно убогим. За всю свою жизнь Дженнсен не видела ничего подобного Народному Дворцу. Ей трудно было понять, как в этом прекрасном месте могло существовать такое уродство как Дом Рала.
К ней приблизился какой-то уличный торговец.
— Не интересуют ли леди заклинания? Удача-то наверняка требуется.
Дженнсен продолжала идти.
— Есть особые магические заклинания. За пенни серебром плохого не предложат.
У торговца дурно пахло изо рта.
— Не надо, спасибо.
Он отодвинулся в сторону, но совсем недалеко.
— Всего одно серебряное пенни, миледи.
Дженнсен подумала, что еще чуть-чуть, и она отдавит ему ноги.
— Спасибо, не надо. Оставьте меня в покое, пожалуйста.
— Тогда одно медное пенни…
— Нет!
Дженнсен отпихивала торговца локтем всякий раз, когда он, беспрерывно твердя о заклинаниях, пытался схватить ее за руку. А потом, шаркая ногами, забежал вперед, оглянулся и скривил физиономию в ухмылке.
— Очень хорошие заклинания, миледи.
Дженнсен попыталась обойти его и, вытянув шею, снова обвела взглядом торговые ряды.
— Удача непременно будет с вами.
— Я сказала: нет! — Едва не споткнувшись о ногу торговца, она не выдержала и отпихнула его. — Пожалуйста, оставьте меня в покое!
Мимо прошел пожилой человек, и уличный торговец тут же увязался за ним. Дженнсен с облегчением вздохнула. Она слушала, как затухает вдали его голос, и думала об иронии происходящего: ей предлагают колдовской обряд, а она отвергает, потому что спешит найти другого человека, который совершит колдовской обряд…
Наконец она наткнулась на стол с винными бочонками и резко остановилась. Трое братьев были тут. Один наливал вино в кожаный бурдюк, а двое других выволакивали полный бочонок из фургона.
Но место рядом с ними, где располагалась раньше торговка колбасой, оказалось пустым. Дженнсен почувствовала, что сердце ее готово выскочить из груди. У Ирмы остались лошади, у Ирмы была Бетти.
Впав в панику, она схватила за руку одного из братьев:
— Вы не скажете мне, где Ирма?
Он посмотрел на нее, сощурившись от солнца:
— Продавщица колбасы?
Дженнсен кивнула:
— Да. Где она? Она не могла уйти так рано. Ей надо было распродать свой товар.
Мужчина усмехнулся:
— Она сказала, что наше вино помогает ей быстрее продавать колбаски.
Дженнсен стояла широко раскрыв глаза:
— Так она уже ушла?
— Да, ушла. И ее колбаски помогли нам в продаже вина. Люди предпочитают запивать пряные колбаски из козлятины добрым вином.
— Из чего колбаски? — прошептала Дженнсен не веря своим ушам.
Улыбка мужчины погасла.
— Что случилось, госпожа? Вы выглядите так, словно вас только что похлопал по плечу гость из загробного мира.
— Она продавала колбаски из козлиного мяса?
Он кивнул с озабоченным видом:
— Да, среди прочих. Я их все попробовал, но особенно мне понравились те, что из козлятины, со специями. — Он кивнул на своих братьев. — Джо больше всего понравились говяжьи, а Клейтону — свиные. А по мне так лучше всего из козлятины.
Дженнсен затрясло.
— Где она? Я должна найти ее!
Мужчина почесал затылок, растрепав свои светлые волосы.
— Прошу прощения, не знаю. Она часто приходит сюда с колбасками. Хорошая женщина, всегда улыбнется, каждому найдет доброе слово.
Дженнсен почувствовала, как стынущие от холода слезы бегут у нее по щекам.
— Но где же она? Где живет? Я должна найти ее.
Мужчина схватил Дженнсен за руку, словно боялся, что она сейчас упадет.
— Извините, госпожа, но я не знаю. А в чем дело?
— У нее мои животные. Мои лошади. И Бетти.
— Бетти?..
— Моя коза. И лошади. Мы заплатили ей, чтобы она посторожила животных, пока мы не вернемся.
— О-о! — Мужчина нахмурился, у него явно не было для Дженнсен хороших новостей. — Мне очень жаль. У нее так бойко шла торговля, что колбаски быстро закончились, а обычно на то, чтобы все продать, она тратит целый день. Она еще тут с нами посидела, и мы довольно долго разговаривали. А потом она сказала, что ей пора домой.
Дженнсен судорожно пыталась понять, что делать дальше. Она находилась в полнейшем замешательстве. Казалось, все вокруг мчится, вращаясь, с невероятной скоростью. Но нет ничего, кроме одиночества.
— Пожалуйста, — сказала она, и голос ее дрогнул от сдерживаемых слез, — не могу ли я нанять у вас лошадь?
— Нашу лошадь? А как же мы отгоним фургон домой? Кроме того, у нас не верховые лошади. Нет ни седел, ни стремян…
— Пожалуйста! У меня есть золото. — Дженнсен полезла за кошельком. — Я могу заплатить.
Однако кошелька на месте не оказалось. Дженнсен откинула полы плаща. На поясе, рядом с ножом, были только короткие кусочки ремешков, начисто срезанные.
— Мой кошелек… Моего кошелька нет. — У нее перехватило дыхание. — Мои деньги…
Мужчина печально смотрел, как она трогает обрезки на своем поясе.
— Здесь рыщет множество подлых людей, так и норовят что-нибудь украсть…
— Как же так? Мне же надо!
Он молчал. Дженнсен оглянулась, пытаясь найти торговца заклинаниями. В мозгу, как вспышка, пронеслось воспоминание. Торговец хватал ее за руку, подталкивал. А на самом деле в это время срезал кошелек. Она даже не помнила, как он выглядел — разве лишь плечи были обсыпаны перхотью. Ей тогда совсем не хотелось смотреть ему в лицо, встречаться с ним глазами.
