— Проверяете? — усмехнулась Женни и продолжила:
Дающим привет!
Гость появился!
Где место найдет он?
Торопится тот, кто хотел бы скорей
У огня отогреться.[4]
— Ну что ж, — улыбнулся Теллхейм. — Думаю, мы не зря провели это время. Ваше знание древних текстов похвально. И все же они не всегда точны. Вам не кажется, что в этих строчках:
Пленника видела
Под Хвералундом,
Обликом схожего
С Локи зловещим?[5]
присутствует некоторая чрезмерность?
Нет следа сокола в небе.
Только красное под его гнездом
И перо голубки в ладонях ветра.
Jenny
Высокая дверь закрылась за спиной, и Женни вздохнула с облегчением. Ей нравилась атмосфера таинственности и запустения. Но сейчас она радовалась свежему воздуху. И все-таки она получит эту работу! Девушка поправила волосы, перешла улицу и вдруг заметила мужчину лет сорока. Он торопился, почти бежал, оглядываясь по сторонам. Наконец увидел Женни, улыбнулся и подошел к ней, вытирая пот со лба.
— Женни Герц?
— Да! — подняла она брови.
— Курт Теллхейм, — представился он. — Извините за опоздание. Сколько раз жена говорила, что по лестницам нужно ходить пешком. Первый раз в жизни застрял в лифте! Хорошо еще, что ремонтники были более чем оперативны! Я опоздал всего на десять минут!
— Десять минут? — растерянно переспросила его Женни.
— Да, — кивнул человек, взглянув на часы. — Сейчас десять минут девятого. Но мы можем приступить к собеседованию немедленно. Рекомендации у вас с собой? Или пройдем в здание?
— Вы директор архива? — не поняла Женни. — Я только что была там!
— Этого не может быть! — удивился человек. — О чем вы говорите? Вы не могли там быть. В архиве никого нет! Дверь заперта. Вот ключ!
Человек достал из кармана и показал ей большой резной ключ. Бронзовое плетение на его ушках изображало человека с молотом.
— Вы слышите меня, Женни?
Он требовательно посмотрел ей в глаза.
Девушка вздрогнула. Теперь черный дом казался ей больше и массивнее офисных зданий. Он словно вырастал из земли. Раздвигал их, как расталкивает черный гриб пожухлую листву.
— Господин Теллхейм! — она скривилась от боли, сжала ладонями виски. — Вам не кажется, будто что-то розовое мелькает в окне второго яруса?
— Нет, — ответил человек не оборачиваясь.
Кто глядится в лунный свет,
Для того дороги нет…
Это я гляжусь в луну. И мне отлично виден некто, стоящий по пояс в дикой траве, — не на луне, конечно. Слева от него обрушенная башня — кольца и ребра, справа развалины подстанции и холодные ржавые клубки бывших трансформаторов. Позади — его собственная длинная тень, а впереди, на виадуке, — я.
Заросли вокруг него не шевельнутся. Никто не спугнет, не шмыгнет тенью. Когда-то здесь были и кошки, и крысы. Да что уж — и люди тут были. Много. Теперь только стылые балки, старые цепи — и мы.
Он не видит меня, конечно. Лебеда и дикий мелкий подсолнух доходят ему до ключиц. Может, пришелец не он, а она. Это все едино. Был бы живой человек. Спущусь, а то не ушел бы, мало ли…
Надо же, как увлекся! Что-то у него там такое в руках? Ничего не замечает. Быть не может, чтобы не увидал, как свет отражается в полосах на куртке…
Не увидал. Подпустил меня вплотную. Тогда только почувствовал, вскинул голову:
— Нравится?
Я, признаться, такого не ожидал. Вокруг мертвая промплощадка, на сто километров во все стороны — дичь и глушь, а он — ни «здрасьте», ни «ай-ой», а сразу спрашивает: "Нравится ли?"
— Что?!
— А вот смотри…
Осветил линии ладоней, будто болотными синеватыми огоньками, и красными, как на давно снятом железнодорожном пути.
— Ты кто такой? Что это у тебя?
Он опустил руки, высветил драную майку с разводами.
— Сам-то я Мак. А это у меня компас.
С ударением на "а".
— Для чего? Что ты тут делаешь?
Он взъерошил волосы на затылке.
— Ага… Ну, прости, я думал, тут никого не бывает… Компас — он и есть… Ищем.
— Что?
Тут он улыбнулся.
— Жилу.
— Кабель?
— Нет, зачем! Кабель нам не нужен. Слушай, ты в сторону не сойдешь немного? Мы закончим, потом я с тобой поговорю.
Я послушно отступил на несколько шагов. Ничего, главное — не спугнуть…
Мак опять взялся за свой компас на веревочке. Помедлил — и двинулся, забирая вправо. Я — за ним. На ходу Мак бубнил:
— Должна она здесь быть… И полнолуние, понимаешь…
В заспинном мешке у него что-то горбилось. Живое?
— Ма-ару-у!
Мак, не оборачиваясь, хлопнул свободной рукой по мешку.
— Маруак! Ко-огти!
Дернул плечом, сбросил лямку, сунул мешок мне.
— Подержи. А то он мне спину рвет…
Мешок отчаянно корчился. Я потянул завязку и выпустил на волю кота. Облезлый черный кот, узкоглазый злой дьявол.
— Это Маруак. Помощничек. Видишь, когти какие? Как ножи! Ну, все. Жила есть. Туда пошла, — Мак показал на скелет погрузочной эстакады. — Но еще не в полную силу. А ты… — он смерил меня взглядом с головы до ног. — Ты здешний? Живешь тут?
— В некотором роде.
— Ты же ничего, если мы у тебя тут полетаем?
— Полетаете?
— Ну да. Я летун, а ты не слышал, что ли?
Я покачал головой. Мак открыл было рот, но тут над нами крякнул давно мертвый мотор.
— Что это? Там еще кто?
— Никого нет. Просто… место очень старое.
— Привидения? — Мак насмешливо скривил рот.
— Ну… А ты что, боишься?
Мак пожал голым плечом.
— Не очень-то… Оберег у меня есть, потому что ночью иногда летает всякое… присосется, потом поминай как звали… А ты сам?
— Я мертвых не боюсь, — честно отвечал я. — Не бойся покойника, бойся живого, знаешь?
— Зна-аю, — Мак ухмыльнулся. — И летунов не боишься?
— Ночных? Ничего, ко мне не присосутся.
— Да уж, к тебе присосешься. — Мак нагнулся, пошарил в траве. — Маруак, киса, ты где? Ты, брат, далеко не уходи… — Он выпрямился, отряхнул ладони о штаны. — Не присосешься к тебе, говорю, вон ты как вырядился… Куртка — летом! И очки. Ты в них хоть видишь что?
— Что надо — вижу.
— Я бы и шагу не сделал. А каску зачем нацепил?
— Так положено. Я же Техник.
— Техник… Так что, Техник, ты пройти нам разрешишь?
