— Он передает им часть своего духа, орлиной сущности. К утру кони будут выглядеть почти как он сам в птичьей ипостаси. Огромные птицы, послушные ему. Нам останется переделать уздечки и упряжь, но Луана тут справится.
— Он превращает их в оборотней? И… Шойна тоже могла превратить меня в… в… О, бездна!
Дейя поспешила успокоить:
— Что ты! Шойна — темная сторона сущности, а обращать могут только светлые дарэйли, хранители.
Так я выяснил, что оборотней в Подлунном мире полно.
А ведь мог бы и сам додуматься: если светлая Луана обращала людей в металл, а Ллуф — в камень, то и дарэйли сферы существ — не исключение.
Кони, между тем, бились в агонии, а почти человеческий стон переходил в глухой жутковатый клекот. Трещали их кости, менялись морды, наполовину преобразованные в клювы, из спин выпирали уродливые отростки — будущие крылья. Орлин пытался помочь им, поглаживал, разговаривал, пока несчастные не затихли.
— Это только первый раз так, потом перекидывание становится быстрым и почти безболезненным, — шепнула Дейя. — Но стихийное превращение у них будет только в дни полнолуния, а в остальное время их образ зависит от воли управляющего. Обычно оборотнями управляют Гончары через дарэйли. Эй, ты что так побледнел, Райтэ? Правила восточного Сферикала запрещают обращать людей в животных, правда, у западных это распространено.
— Рабы рабов… Пожалуй, я тоже не могу на это смотреть.
Чем дальше я постигал мой мир, тем меньше он мне нравился.
Ночью, отстояв стражу, я не мог уснуть не только из-за хрипов несчастных животных, доносившихся с луга — они постепенно стихали, — но я ворочался, пытался понять, почему так невыносимо быть самим собой, если я дракон?
Вспомнил о словах Ринхорта: "Мы не могли тебя задержать, даже объединившись". В том состоянии мне было не до расспросов, но фраза зацепила, и я спросил железного рыцаря, что он имел в виду.
— Ты замечал, Райтэ, что мы часто кладем тебе ладони на плечи? — ответил он вопросом на вопрос.
— Не просто замечал. Эти похлопывания приводили меня в бешенство.
— Вот как? — поднял он бровь. — Что ж ты сразу не сказал, что тебя это раздражает? Впрочем, как бы ты ни реагировал, я бы до твоего проявления не признался, в чем тут подвох: ты стал бы защищаться. Одна из целей рукоположения дарэйли — проверка духа. Каждый из нас пытался позвать твою сущность на своем "языке". Родственную сферу мы бы почувствовали по эху в твоей душе. Но сильного резонанса не возникло ни у кого из нас.
— Ллуф не пытался.
— Я запретил ему.
— Почему?
— У ритуала есть и второе свойство, главное. Рукоположением мы передаем часть силы дарэйли, как бы становимся на время крылом чужой души. Это и имеют в виду жрецы под тем, что называют "дары духа".
— То есть, если к человеку прикоснется дарэйли гармонии, то любой создаст гениальное творение?
— Бездарь ничего не создаст, даже если прикоснется сам Эйне, — усмехнулся железный наставник. — Дарэйли даст силу слабому, это да. Наша любовь окрыляет не на словах. Потому жрецы часто одалживают нас своим братьям: кодекс Гончаров запрещает им брать в постель собственных рабов, хотя разрешает соединяться с нами при ритуалах. После нашего прикосновения их духовная сила возрастает, даже физическое тело обновляется, и они сохраняют молодость столетиями. Пока твоя сущность не инициирована, ты, если не считать крохотных выплесков, почти не отличаешься от обычных людей и можешь только пользоваться чужой силой, паразитировать на ней. Еще и поэтому мы не верим, что что те несчастные случаи на нашем пути как-то связаны с твоей сущностью.
Я задумался: а не мог ли я таким же образом расплавить меч Ринхорта в нашей первой учебной схватке? Может, все-таки зря меня записали в драконы?
— Но когда произойдет полная инициация, — продолжил Ринхорт, — ритуал рукоположения станет таким, каким был изначально при магах — это преумножение даров, взаимообогащение. Это и происходит при более глубокой связи, возникающей у пары соединившихся "сосудов духа" — дарэйлинов. Мы усиливаем друг друга. Или, наоборот, ослабляем, если сущности дарэйли — взаимоисключающие, как у меня и Луаны.
— Почему ничего подобного я не чувствовал от Шойны?
— Ты же не впустил ее в душу, не избрал своей дарэйлиной.
— А чем может отравить Ллуф?
Ринхорт дернул плечом, словно на него опустилась невидимая каменная рука.
— Логически — ничем, но камень — неизменная сущность, застывшая. А ты еще растешь, и его вмешательство может помешать росту. Твердость камня полезна на самом последнем этапе инициации, ты до нее еще не добрался. А теперь представь, Райтэ, какова твоя сила, если мы все, положив друг другу руки на плечи, создали цепь, но не смогли тебя удержать?
Мне казалось, тут что-то не так, какая-то хитрость. Ну, не мог же я противостоять девятерым сразу! Кишка тонка будет даже у дракона, а я не… А, никто уже не поверит. Но разве не мог я отражать атаку дарэйли, пользуясь их же силой, полученной при этих навязчивых похлопываниях? Противопоставить им их же дары? По-моему, гениальная догадка.
— А огонь, а власть? — напомнил Ринхорт, когда я изложил ему свою идею. — Этого никто из нас не мог передать, если они изначально не были в тебе. Так какова же должна быть твоя власть, Райтэ, чтобы противопоставить дары, а точнее, сущность — ей самой?
Но он задумался и, настойчиво посоветовав мне спать, как будто это так легко и просто в моем взбудораженном состоянии, ушел сменить постовых.
Уютная поляна вблизи от ручья, выбранная для ночлега, совсем опустела: дарэйли, понадеявшись, что оставшиеся на страже Тион и Ринхорт предупредят об опасности, разбрелись по лесу. Вечно голодный Граднир отправился на охоту.
Полная луна светила так ярко, что девушек можно было бы посадить за вышивку. В покоях императрицы, как я помнил, постоянно околачивались вышивальщицы — вполне благородное занятие для знатных дам, жаль, что от сплетен не отвлекает. Чего только мы с братом не наслушались, пока не подросли до пяти лет — возраста, когда мальчикам впервые дают меч и коня и передают из детской наставникам.
А вот в покоях Лунной королевы Иллиры, — вдруг отчетливо вспомнилось, — никогда не было вышивальщиц. Зачем брать иголку в руки той, кто способен взглядом сотворить, что ей хочется? Линнери — магические существа Лунного мира. Прекрасные, словно сотканные из призрачного света, но вполне, вполне плотные на ощупь, — улыбнулся я, вспомнив.
Я лежал, затаив дыхание, чтобы не спугнуть возвращавшиеся воспоминания. "Может быть, это из-за полнолуния?" — накрыла мысль, но я ее тут же отогнал: это не важно, из-за чего, куда важнее — сами образы, проступавшие из забвения и обретавшие яркость при свете луны.
