Мирина протянула руку, утешая подругу. Ей доводилось слышать о том, что горе сводит людей с ума.
— Не то, чтобы у нее платьев совсем не осталось? — уточнила она.
Кассандра покачала головой.
— Ее просто невозможно заставить. — Царевна удрученно улыбнулась. — Да и мне некогда приодеться как должно.
Между тем явилась Елена в сопровождении царевича Париса. По залу поплыл тонкий аромат духов.
— А я тебя помню, милая Лунная Всадница, — воскликнула она, целуя Мирину в обе щеки. Мирина отметила про себя, что в нынешние тяжкие времена у Елены хватает здравого смысла одеваться попроще. Однако красавица по-прежнему благоухала розами, а вымытые волосы были тщательно уложены сверкающими золотыми локонами. Если седина и посеребрила их, то самую малость.
И хотя Мирина твердо намеревалась ненавидеть эту опасную женщину, что принесла в Анатолию столько горя, она против воли улыбнулась ей. Елена по-прежнему была прекрасна, а перед сердечностью и обаянием царицы не устоял бы ни один недоброжелатель. За то время, что их осаждали ахейцы, Елена родила Парису двух сыновей и лишь чуть-чуть раздалась в талии.
Ильдиз, восхищенно открыв рот, залюбовалась царицей Спартанской. От внимания Елены это не укрылось.
— А это что за гордое, воинственное дитя? — полюбопытствовала она, погладив Ильдиз по щеке.
— Это Ильдиз, дочь моей сестры. Ее мать убили Муравьи; теперь она зовет матерью меня.
Глаза Елены затуманились.
— Столько смертей, — прошептала она. — Боюсь, ты во всем винишь меня.
— Нет, — тут же откликнулась Ильдиз. — Я виню Муравьев.
Елена поцеловала девочку в щеку.
— Спасибо тебе, лапушка.
Мирина вздохнула и покачала головой.
— Ты — только предлог, которым ахейцы воспользовались, — нехотя признала девушка. — Мы, мазагарди, хорошо знали, что рано или поздно они придут. Мой отец всегда предостерегал, что так случится. Ахейцам нужны наши земли — они хотят завладеть проходом к Черному морю.
Подошедший Парис учтиво поклонился Мирине. Он похудел, волосы его припорошила седина, былой развязности заметно поубавилось, на щеке красовался длинный шрам.
— Я тоже помню храбрую наездницу, — проговорил он. — Мы все у тебя в неоплатном долгу. Отец просит оказать нам честь и разделить с нами трапезу.
* * *
Когда Мирина вступила в громадный дворцовый пиршественный зал, ее вновь потрясла произошедшая перемена. Стены, некогда увешанные блестящими медными щитами, теперь были голы, столы отмыты дочиста, но истерты и выщерблены. На смену блестящим золотым чашам и кубкам пришла посуда из серой глины. Ну что ж, по крайней мере, питательных оливок, хлеба и сыра на этом столе в изобилии: Мирина сразу же поняла, что все это из привезенных Лунными Всадницами припасов. Девушка не сдержала улыбки: Бремуза взяла на себя бразды правления в дворцовой кухне и теперь немилосердно гоняла слуг туда-сюда.
— Слава богине, ты здесь! — Подоспевшая Бремуза облегченно вздохнула при виде подруги и от избытка чувств хлопнула ее по спине. — Мы так беспокоились, что ты в беду попадешь! А как ты здорово с табуном управилась, это ж просто надо было видеть, Госпожа Змея! Вы как гроза над равниной пронеслись — клубы пыли и развевающиеся гривы! Мы так и завопили от восторга, когда вы стронулись с места, но, клянусь Маа, то-то мы ликовали, когда вы благополучно въехали в город!
Мирину с Ильдиз пригласили за стол на возвышении, и гостья с удивлением убедилась, что теперь мужчины сидели вперемешку с женщинами — прямо-таки на равных, не то, что прежде! За столами внизу оборванные женщины и дети теснились рядом с фракийскими воинами. В зале стоял неумолчный гул голосов, люди разговаривали и спорили на разных языках, порою гневные возгласы заглушали общий гул, тут и там размахивали руками и изъяснялись жестами, если слов недоставало; казалось, будто в результате пережитых вместе страданий и тягот многие преграды рухнули, будто их и не было.
Кассандра, улыбаясь, наблюдала за реакцией подруги. И тут Мирина с удовольствием отметила.
— Вы наконец-то это сделали! Вы избавились от отдельных столов для мужчин.
— Мужчин осталось так мало, что на отдельный стол их и не наберется, — отвечала царевна. — Теперь мы, женщины, вынуждены взять на себя многое из того, что прежде считалось мужской работой, а рабыни из ткацких мастерских заняты в цитадели повсюду, куда ни глянь. На производство роскошных тканей времени просто не остается — отчасти поэтому наши одежды истлевают прямо на нас.
Мирине вспомнился царский стол, за которым некогда рассаживались бесчисленные отпрыски Приама, а Гектор восседал во главе их. А теперь защиту Трои взял в свои руки вождь Эней, предводитель дарданских союзников, он занимал место Гектора. Рядом с ним сидели Парис и Деифоб, которого Мирина всегда недолюбливала. Однако где же все остальные, где их слуги, и конюхи, и оруженосцы? Страшный ответ пришел сам собою: девушка ясно вспомнила жуткую смрадную яму, до краев полную пеплом, на пути к цитадели.
Трапеза шла своим чередом, но Мирине кусок в горло не шел, настолько голова ее была забита воспоминаниями о музыкантах, что некогда подыгрывали на лирах танцовщицам в красивых одеждах. Теперь за столом прислуживали рабыни в истрепанных халатах и веревочных «браслетах» на ногах. Мирина видела: привели их из ткацких сараев и от чанов с красками — у некоторых руки и ступни были все в пурпурных и синих пятнах.
Еще до начала войны Мирина видеть без омерзения не могла длинных приземистых сараев, где эти женщины работали «как привязанные» в прямом смысле слова. С утра до ночи, не вставая со скамей, они ткали, пряли и красили роскошные тонкие ткани, некогда составлявшие богатство Трои. По крайней мере, теперь им позволялось свободно ходить по всей крепости, вместо того, чтобы сидеть на привязи весь день.
Девушка недовольно нахмурилась.
— А что, рабынь до сих пор запирают на ночь? — спросила она Кассандру.
Принцесса пристыжено кивнула.
— Я не могу добиться, чтобы их освободили совсем, — посетовала она. — Отец настаивает, что они по-прежнему рабыни. Дескать, это все, что у него осталось от былого богатства, потому что золото свое он отдал Ахиллу, умоляя его вернуть тело Гектора. Ты просто не знаешь, как ужасно…
— Знаю, еще как знаю. — Мирина сочувственно погладила подругу по плечу. Вся Анатолия слышала о том, как Ахилл, не удовлетворившись тем, что убил храбрейшего троянского воина, надругался над израненным телом Гектора, протащив его в пыли привязанным сзади к колеснице, а родители и сестры смотрели на это с башни и безутешно рыдали. Приам отнес Ахиллу все оставшееся золото и драгоценности и долго унижался перед ахейцем, прежде чем ему отдали тело сына.
