Он погладил сильно выпирающий живот жены, потом с небольшим усилием – видимо, преодолевая слабое сопротивление, уложил на спину, укрыл темной медвежьей шкурой:
– Старший как?
– Сразу после заката уснул, – ответила женщина. – Скоро ты? Мне одной[18] холодно…
– Сейчас, лягу…
Словен, расстегнув пояс, кинул его на лавку, отошел к узкой щели окна, пока еще ничем не затянутого. Остановился, глядя куда-то во мрак. Хранительница направилась к нему – но внезапно князь обернулся, настороженно оглядываясь, потом тихо спросил:
– Это ты, Феич?
– Не он, – сонно сообщила Шелонь. – С самого утра не видела. Ложись, на рассвете опять кто-нибудь придет, поднимет до зари.
Ступая как можно тише, Вилия отодвинулась к двери, немного подождала, давая успокоиться звериному чутью дикарей, после чего, тихонько приоткрыв и закрыв за собой дверь, вышла наружу. Дальше остановить ее не мог уже никто.
В Клан она вернулась на новой вечерней заре – путь на легкой долбленке вниз по течению сперва Волхова, а затем Невы много времени не занял. Вытащив лодку на берег, она прошла в святилище, спустилась под землю в свою келью, взмахом руки подвесила под потолок светящееся облако, села на постель, откинулась на завешенную козьей шкурой стену.
Вскоре послышались шаги, и в келью подруги заглянула Милана:
– Ты вернулась, Вилия?
– Нет, на дереве сижу, – криво усмехнулась хранительница.
– А кто тебя знает, – отмахнулась подруга. – С тебя станется морок прислать. Вот я тебе молока принесла. Попей с дороги. Устала?
– Даже не знаю, – ответила Вилия. – Веслом помахать пришлось изрядно. Но там интересно. Мы такого никогда в жизни не видели. Наверное, город Неб, из которого привезли Великого, был таким же: высоким, шумным, многолюдным. С большими белыми домами.
– Тебе нужно побриться, – протянула крынку Милана. – Волосы выросли с ладонь уже. Что номария скажет?
– А зачем мы бреем голову, ты не знаешь? – сделав несколько глотков, поинтересовалась девушка. – Помнится, мудрость Нефелима не накладывает на них никакого запрета.
– Так принято, – пожала плечами подруга. – Хранительницы поступали так всегда.
– Ах, вот оно что, – покачала головой Вилия. – Оказывается, мы тоже чтим заветы предков. Однако когда нам рассказывали о Кемете, то что-то упоминали и о парикмахерах – о тех мастерах, что изготавливали парики и с большим искусством делали прически. А раз прически кому-то делались – значит, кто-то волосы не брил? Только не говори, что это были безмозглые дикари. Дикари никогда не делают себе прически. Тем более – у искусных мастеров.
– Похоже, поездка к новоселам смутила твои души, Вилия, – слегка прищурилась подруга. – Ты только номарии ничего такого не говори. Как бы не осерчала. Ты для нее ничего интересного не привезла?
– Для номарии?
Хранительница торопливо допила молоко, вернула подруге крынку, поднялась, заглянула в выемку в стене, заменяющую одновременно и шкафчик, и небольшой столик, извлекла оттуда кувшин, деревянную миску, плеснула в нее немного воды. Дождавшись, пока та успокоится, девушка провела над поверхностью ладонью, произнося заклинание, поставила набок, вгляделась в свое отражение. Осторожно пригладила непривычно длинные волосы. Потом раскрыла сверток, достала тонкий кожаный ремешок, тисненый небольшими треугольничками, приложила ко лбу, обернула голову и завязала на затылке. Потом взяла кольца, повесила у правого и левого виска, взглянула на себя еще раз.
– Здорово! – восхищенно воскликнула Милана. – Откуда они у тебя?
– Смертные поднесли.
– Слушай, а возьми меня с собой? Я тоже хочу!
– Так рядом они совсем, – довольно улыбнулась хранительница. – Два перехода всего.
– Да, – тяжело вздохнув, отмахнулась девушка. – Номария все равно отберет. Спрячь лучше, коли сохранить хочешь.
– Посмотрим, – холодно ответила Вилия. – Посмотрим.
К главе Клана хранительница явилась утром. Отдохнув в мягкой постели, она чувствовала себя сильной и бодрой, как никогда. Тяжелые подвески приятно холодили виски, а вот непокрытой голове в прохладном храмовом зале было непривычно тепло.
– Ты ли это, дитя мое? – увидев ее, номария от удивления даже привстала. – Что с твоей головой? Похоже, ты не брилась больше двух десятков дней! И что это за кольца?
– Так выглядят женщины в городе осевших у южного озера смертных, номария, – поклонилась Вилия. – Я не хочу сильно от них отличаться. Мне кажется, тайну Клана будет намного легче скрыть, если мы сможем затеряться среди смертных, а не прятаться от них.
– Разве смертных так много, что среди них может затеряться почти тысяча хранительниц? – удивленно приподняла брови глава Клана.
– Их становится все больше, номария, – склонила голову девушка. – Они расселяются, обживают все новые земли. Вот уже всего в двух днях пути от усыпальницы вырос большой город. Пройдет век, может два – и люди окажутся вокруг нас, и их будет много. Трудно сохранить тайну большого храма и древнего рода, прячась среди новых селений. Проще притвориться местными жительницами и самим показать святилище, не раскрывая его истинной сути.
– Ты смотришь слишком далеко вперед, Вилия, – вздохнула старуха. – Пока еще нам нет сильной нужды прятаться. Достаточно отвести от себя глаза редким путникам и убедить окрестных смертных нести дары нам, а не своим безмозглым шаманам. Тебе удалось поразить новых обитателей наших владений?
– Они сами начали молиться местным богам, номария, – кивнула девушка, – и поклоняются священному дубу ыгров. Но я убедила смертных в том, что мы духи леса, здешние берегини, и с нами нужно поддерживать хорошие отношения.
Хранительница положила перед женщиной привезенный из Словенска подарок. Номария взяла в руки один из ножей, обнажила, осмотрела клинок, попробовала его остроту, попыталась согнуть и восхищенно поцокала языком:
– Похоже, смертные утратили еще не всю мудрость Великого. Может быть, в твоих словах есть доля истины, дитя мое. Жить среди тех, кто способен хоть как-то подражать нашим предкам, будет намного легче, нежели отгородившись от них дикими чащобами и быстрыми реками.
Глава Клана развернула одну из рубах, пригладила ладонью ткань, чуть помяла ее в руках, потом решительно скинула с себя кожаное одеяние и облачилась в дикарскую тунику. Склонила набок голову, прислушиваясь к ощущениям:
– Да, теперь я чувствую себя истинной служительницей Сошедшего с Небес, хранительницей его мудрости.
– Довольно странно, номария, – тихо сказала Вилия, – что храним мудрость Великого мы, а плоды ее принимаем от простых смертных.
