Владигор ждал, что вот-вот спрыгнут вслед за ним верные ему воины, — нет, только два пронзенных стрелами трупа свалились к его ногам. И от обиды чуть слезы не выступили из глаз Владигора. Закричал он, задрав голову:
— Ну вы-ы-ы, амбарные мыши-и-и! Кроликии-и! Неужто князь станет спасать вас от военного ненастья?! Прыгайте сюда!
Одинокий и робкий голос послышался откуда-то с гребня стены:
— Княже, не миновать нам там смерти! Вишь, из луков стреляют!.. Мы уж тебе веревку сбросили, поднимайся поскорее, щитом прикрывшись, а то стрелами всего истыкают, покуда вверх будешь лезть…
Владигора ответ этот привел просто-таки в бешенство. Он со многими из тех, кто был сейчас на гребне пустеньской стены, не раз сражался плечом к плечу и поэтому знал, что страх смерти не властен над их сердцами. Не в страхе было дело. Другое чувство овладело ветеранами. Владигор понял, что они не прыгают вниз лишь потому, что не верят больше в его силу, способность вести людей на бой. И тогда желание доказать синегорцам, что он остается все тем же непобедимым витязем, настоящим вождем и князем, охватило его.
Как дикий зверь, зарычал он:
— А-а-а, коварные иги! Думаете, что одолели Владигора? Так нет же, получите!
Прикрываясь щитом от летящих в него стрел и дротиков, ринулся Владигор к частоколу, превосходившему его собственный рост в два раза. Он длинным своим копьем с налету проткнул чью-то голову, не разбирая, кому принадлежит эта голова: женщине, старику или подростку.
Быстро выдернув окровавленный наконечник, успел снова ударить копьем в голову, показавшуюся рядом, и не промахнулся. Но чувствовал Владигор, что жала стрел разят его сзади, со спины, застревая в чешуях брони, в плетенной умелым ладорским мастером кольчуге. Длинный ремень щита позволил витязю закинуть щит за спину, а левой рукой схватился он за меч. Нанося им колющие удары сквозь щели в бревнах, правой рукой, быстро переходя вдоль частокола, колол копьем смельчаков, высовывавших головы над заостренными бревнами. Он не мог видеть, что многие защитники бревенчатой этой крепостицы попрятались, отошли от частокола, но некоторые все еще стреляли в него из луков, бросали дротики и камни. Владигор колол и колол копьем и мечом, но все чаще острая боль пронзала его тело в разных местах, и князь догадывался, что от стрел не спасут его даже прочные доспехи отличной закалки и толстая кольчуга.
Синегорцы наблюдали за тем, как он сражается в одиночку с сотней врагов. К ним вернулась прежняя уверенность в своем племенном вожде, и, видимо, поэтому они не спешили ему помочь, лишь радостным ревом отмечали они удачный удар Владигора, точно присутствовали на каком-то ристалище в роли зрителей.
Кроме синегорцев, за боем наблюдал еще один человек, но следил он за схваткой не с площадки стены, а из-за частокола. Вначале он невольно восхищался нечеловеческой силой и смелостью Владигора, перебившего не меньше пятнадцати пустеньцев, среди которых были женщины и дети. И этот человек улыбался, видя, как витязь расправляется с теми, кого прежде постыдился бы счесть за своих врагов.
«О, Владигор, — потирал руки Крас, — ты становишься умнее. Еще совсем недавно ты бы не поднял руку на женщину или подростка, теперь же, что делать, приходится воевать и с ними, коли бездумная отвага погнала тебя сюда, в капкан. Что, думал, твои синегорцы будут прыгать вслед за тобой с такой-то высоты? Нет, плохо еще ты знаешь людей. Но руби, руби игов! Ты уже почти в моих сетях, Владигор!»
Но стрелки, прятавшиеся за частоколом, постепенно приноровились уклоняться от ударов, зато все ожесточенней становилась их стрельба. Они осознали, что один человек, какой бы храбростью и силой он ни обладал, не справится с ними. Из спины, прикрытой щитом, из длиннополой кольчуги витязя торчало уже не меньше полусотни стрел, и Владигор походил на какое-то лесное чудовище.
Крас понял, что долго князю Синегорья не продержаться: «Ай, витязь, ай! Опрометчиво ты поступил, поспешно. Ступай к своим, на стену. Тебе же спустили веревку. Иди, иди, а то поздно будет. Что без тебя войско? Что Синегорье? И что я без тебя, ведь я еще не сделал тебя своим слугой в полной мере! Ступай, ступай!»
Такие мысли внушал Крас Владигору, глядя на него своими мутными, неморгающими глазами, лишенными ресниц и бровей. И Владигор вдруг ощутил невероятную усталость, точно вязкая смола покрыла его руки и ноги, и, главное, он почувствовал неуверенность в своих силах.
«Нет, мне их не одолеть одному! — пронеслось у него в мозгу. — Нужно подниматься!»
И Владигор, спотыкаясь, попятился к стене, с которой ему кричали, раскачивая веревку, чтобы князь смог быстрее ее заметить:
— Держи веревочку, княже! Чресла свои надежней обмотай, а мы уж тебя втащим, будь уверен!
Скрипя зубами от досады на самого себя, Владигор таки быстро обмотал себе пояс концом веревки, затянул узел и крикнул наверх:
— Ну, тяните, зайцы длинноухие!
Никогда прежде не испытывал Владигор такого стыда. Защитники Пустеня — женщины, подростки, старики, — видя, как поднимают синегорцы своего князя, как болтается он, огромный, но бессильный, беспомощный, даже не стреляли в него, они просто оглушительно смеялись и свистели, крича порой, и крики эти достигали слуха Владигора, нещадно уязвляя его гордость:
— Куда же ты, Владигорушка, от нас уходишь?
— Как куда? Видно, в нужник захотелось али штаны переменить — обкакался, видать, когда, с бабами да мальчишками воевал!
— Ну, переменит портки — пусть снова к нам спускается, а то уж сильно завоняло!
Слышал Владигор, что посмеивались над ним и синегорцы, и опечалился он, что судьба обрекла его править таким дрянным, трусливым народом, не сумевшим в трудную минуту поддержать своего князя.
«Уйду от них! — твердо решил Владигор. — Пусть сами Пустень воюют, а то пускай в Венедию или Ладанею идут, наймитами в войско. Может, дадут им там землицы из милости…»
Насмешки игов над Владигором слышал и Крас и смеялся над синегорским князем не менее задорно, чем пустеньцы.
«Это очень хорошо, гордый Владигор, очень хорошо! — думал он. — Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, какие мучения испытываешь. Думаешь, наверное, что лучше было бы умереть в бою, чем испытать такой позор, поругание. Но ничего, потерпи немного. Я унизил тебя, лишив на время силы, но я же и возвеличу тебя, и это будет уже другой Владигор — безжалостный к врагам, могучий, непобедимый!»
А Владигора, втянутого на площадку, совсем обессилевшего, не способного держаться на ногах, понесли на руках вниз, по ступеням из корзин. Всход почти обезлюдел — синегорцы, колонной стоявшие на нем, поняли наконец, что с князем происходит неладное, и спустились в поле.
