Во время рассказа все опять смотрели на меня — просто до неприличия, даже от ректора отворачивались. Ну что за непосредственность такая…дети, ну сущие дети!
А дальше началось это самое…наказание. Вынесли скамью, поставили ее перед рядами курсантов. Затем вывели Беату — бледную, с закушенной губой, двигающуюся как на деревянных ногах. Положили лицом вниз на скамью, двое охранников задрали рубаху, обнажая голую спину девушки. Руки — в специальные кожаные захваты, ноги тоже. Все, прикрепили, теперь можно и карать.
Вот он, тот, кто прикрыл преступление старшего Элрона — мужик, как мужик — лет пятидесяти на вид, совершенно непримечательный — на такого посмотришь и потом не вспомнишь, что смотрел. Серая мышь! Кстати сказать, замечал, что именно такие серые личности нередко разворачиваются во всю мощь своей жалкой душонки именно тогда, когда от них кто-то зависит. Например — когда каким-то чудом становятся начальниками, или командирами. Или как здесь — палачом. Им нравится быть в центре событий, они обожают управлять жизнью других людей — хотя бы немного, хотя бы на совсем короткое время!
Девушку закрепили, и ректор снова произнес речь — совсем небольшую, сводившуюся всего к нескольким словам — и с вами такое будет, если вы… А потом махнул рукой — начинай!
Беате глаза не завязали — она ведь будущий офицер, а офицер должен видеть опасность и не бояться ее! К чести девушки сказать — может она и была полнейшим дерьмом, злобной сукой и подлой крысой, но палача встретила прямым взглядом темных глаз, и я поклянюсь, что она беззвучно пообещала добраться до этого ублюдка что бы то ни стало. Но палач лишь ухмыльнулся — если бы все, кого он порол до него добрались….он уже давно должен был лежать в могиле. Я вон тоже — обещал грохнуть палачей, которые меня пытали в застенках «Крысятника», ну и что вышло? Стою вот, смотрю на обнаженную спину девушки, и думаю о том, что грех уродовать такую кожу.
Но Жиль Сторан так не думал. Плеть в его руках двигалась, как живая, и была похожа на длинную тощую змею — к самому кончику плети истончающуюся до размеров волоса. Палач несколько раз махнул плетью, будто хотел сбить что-то летающее, никому больше не видимое, и плеть издала тонкий свист, мелькнув возле лица распятой Беаты. Я понял — этот человек наслаждается своей ролью, своей значимостью, и то, что он сейчас якобы проверял гибкость плети — просто спектакль, который должен был вывести из равновесия строптивую девку. Ну и на публику неплохо сыграть.
Первый удар он нанес вроде бы и не сильно — без особого размаха, наискосок, от правого плеча и до левого бока, но это был такой удар, что кожа Беаты лопнула, и по спине обильно потекла ярко-красная жижа. Он рассек кожу буквально до мяса, да еще и похоже что задел мышцы! Идиот! И ректор — идиот! Зачем ему в Академии такой маньяк?!
Второй удар пришелся поперек спины, и тоже рассек кожу до мяса. Я видел, что делает палач — он в момент удара тянул плеть к себе, и она как пилой рассекала плоть наказуемой. Я даже пальцы сжал в кулаки, так хотелось врезать этому типу. Пусть она и пыталась меня убить, но…ну нельзя же так с девушкой! Ну, посади ее на хлеб и воду недели на две! Пусть диетку подержит, ей полезно. Или заставь дерьмо чистить из сортиров. Или…в общем — чего-нибудь неприятное, то, что должен делать преступник, но пытать-то зачем?
Беата вырубилась после третьего удара. До этого она держалась, даже не стонала, но потом все-таки сомлела, так что оставшиеся два удара она уже не ощутила. Ее отвязали, к ней тут же подбежали медики во главе с деканом медицинского факультета, и…пошло лечение. Через десять минут на спине девушки остались только перекрещивающиеся белые полосы шрамов, только они и говорили о том, что сейчас спина представляла собой месиво из кожи и крови.
Я удивился — почему они не уберут шрамы? Неужели это так сложно? Я мог бы убрать их примерно за полчаса, а может даже и быстрее!
Когда отвел взгляд от спины Беаты, и посмотрел на палача, который отошел назад и стоял позади всех (как и я) то заметил то, как жадно он смотрит на голую по пояс девушку. А еще…он слизывал кровь со своей плети! Незаметно так, вроде бы случайно касаясь губ свернутой пополам «ногайкой», но мне-то видно, как его острый язык касается сплетенной кожи, слизывая с нее капельки крови!
Нет, меня не затошнило. Я видел всякое. И отрезанные уши, и отрезанные головы, и сожженных заживо людей. Но…противно. Очень гадко!
А потом этот тип сделал то, что ему совершенно не надо было делать. Похоже, что он был полностью в курсе наших дел с Элронами, и скорее всего это он пустил убийц в Академию — в этом я был совершенно уверен. Сторан заметил, что я на него смотрю, быстро огляделся — не видит ли кто, и с мерзкой ухмылкой провел плетью себе по горлу, изображая, как мне будут резать башку. На шее у него осталась красная прерывистая полоска из крови Беаты.
Вот теперь я взбесился! Давно не впадал в такую ярость! С самой Земли! В этом состоянии я сам себя боялся! Ох, не нужно было ему ТАК делать.
Не знаю, как это получилось, и само главное — ЧТО получилось. Но только я так истово, так яростно пожелал смерти этому козлу, что…
Из меня вылетело что-то темное, что-то такое, чему нет определения — облако! Вот! Темное облако, будто состоящее из небольших мушек! Нечто подобное я видел в фильме «Зеленая миля» — там здоровенный негр-экстрасенс высасывал из людей болезнь, а потом выдыхал эту самую болезнь в пространство в виде черного облачка. Так вот — это было именно оно.
Облачко окружило палача, закружилось вокруг него, устроив что-то вроде водоворота, а потом…потом исчезло. И мне показалось, что все эти мушки каким-то образом вошли в Сторана, впитались в него, как вода в песок. Палач нахмурился, видимо он что-то почувствовал, побледнел, улыбка сбежала с его губ, а я быстро отвернулся, чтобы он не понял, что ЭТО сделал я. Проклятье. Я наслал на него проклятье! И в этом не было никакого сомнения.
Дальше все было как в тумане — меня слегка знобило, будто долго стоял на ледяном сквозняке, но через полчаса все уже нормализовалось. Все разошлись по учебным аудиториям соответственно распределению комиссией, а я отправился в свою комнату, почему-то ожидая увидеть Ану. Но не увидел. И тогда собрался и пошел в город. Настроение у меня было паршивенькое — перед глазами стояла изуродованная спина Беаты, а еще — облако черных «мушек», которые ныряли и ныряли в тело Сторана…
***
— Привет! — Аллен радостно обнял меня и демонстративно посмотрел на плечо, на спину, будто что-то отыскивая — А где? Инструмент где? Ты ведь играть пришел? Или только меня повидать?
Я открыл рот, чтобы ответить, но Аллен не дал произнести ни слова:
— Пойдем! Ну?! Давай, скорее! Я тебе кое-что расскажу! А ты мне расскажешь!
Через пять минут я слушал рассказ музыканта, и думал о том, что не все так на самом деле, как выглядит. Вот, к примеру, Аллен — ну кто я ему? Случайный знакомый, который набил ему морду. А ведь он за меня бьется так, будто я его ближайший друг! Впрочем — а кто даст определение, что такое «друг»? Я всегда считал, что друг — это тот, кто не спрашивая себя стоит ли это делать, всегда прикроет тебе спину. Поделится последним куском хлеба и банкой тушенки. И тот, от кого не надо ждать удара в спину. Подпадает ли под это определение Аллен? Не могу сказать. Не знаю.
А потом я рассказал Аллену о том, что случилось со мной. И он порадовался, что я сумел избежать печальной участи. Конечно же, ничего я не рассказал ни о некромантии, ни о призраках, которые постоянно ходят со мной и сообщают о любых опасностях. Просто мне повезло, да и все тут. Выключили эти парни свои амулеты, вот я их и увидел.
— А сеть, сеть сохранил?! — жадно спросил Аллен, когда я отхлебнул из кружки ледяного пива. Глотка пересохла, пока рассказывал.
— Ну…валяется в шкафу — пожал я плечами — А что?
— Она дорогая! Очень дорогая! — азартно выдохнул музыкант — Ее можно за пять золотых продать, не меньше! Тащи ее сюда — я продам! Двадцать процентов комиссии — мои!