И теперь охотник уже не представлял, где еще расставить ловушки! Все, что оставалось у Гронка, — слепок сестры Сингура, переданный накануне Древним. Смутный и неточный. Похожий на смытый волной рисунок на песке. Искать по нему было все равно, что немому разговаривать со слепым. Но делать-то нечего.
Вздохнув, саворриец остановился в тени высокого дома и всей своей сущностью всмотрелся в полученный накануне образ — впитал его, поглотил, изо всех сил всмотрелся. На лбу от усилия высыпал пот, но, несмотря на все старания и всю сосредоточенность, ощущения были смазанные. Гронк будто пытался рассмотреть дно в мутном водоеме, поверхность которого колебала мелкая рябь. Однако постепенно хаос чувств утих, рябь улеглась, и мутные колыхания начали успокаиваться, успокаиваться, успокаиваться…
Образ по-прежнему остался зыбким и неверным, лишенным подробностей, обманчивым, но слабое притяжение, будто легкий сквозняк, повеяло из пустоты. Охотник взял след. Очень слабый, едва заметный, но стабильный и ведущий в одном направлении.
Гронк открыл глаза, повернулся туда, где ощущал сестру Сингура, и оказался нос к носу с… Киргой! Еле сдержался, чтобы не врезать. Но сдержался. Только спросил:
— Ты хорошо знаешь город?
Она кивнула.
В крохотном дворике благоухало цветами, а на каменные плиты падали кружевные тени. Здесь светило солнце, шелестела зелень и город почти не был слышен. Возле крупного розового бутона, басовито жужжа, грузно кружил шмель. Юная темноглазая и темноволосая девушка внимательно смотрела на нежные лепестки цветка, на то, как подсвечивает их яркое солнце, как падают тени…
В руках девушка держала вышивку с такой же в точности розой, распустившей бутон. Тонкие пальцы сжимали иглу, стежки ложились один за другим — уверенные и совершенные. Но мастерица словно не замечала красоты своей работы, не получала от нее радости. На тонком лице лежала печать глубокой печали, а взгляд темных глаз был отрешенным.
Калитка в узорчатых воротах открылась без скрипа. Вышивальщица сразу же вскинула голову, ее взор ожил, однако тут же наполнился непониманием: она не узнала неприятную сухую женщину с резкими чертами и неискренней улыбкой на тонких губах.
— Солнца над домом, — сказала женщина. — Мне приказано отвести тебя к брату.
Темноглазая девушка переменилась в лице. Ее руки задрожали, тонкая игла вонзилась в палец. Это вывело мастерицу из оцепенения. Она вскочила, но не успела ничего сделать. Неприятная женщина в дешевом сером платье вдруг подняла руки и, переплетя пальцы в сложную фигуру, показала ее вышивальщице, отчего та застыла, словно воля к сопротивлению покинула ее.
— Идем со мной, — сказала женщина. — Ты ведь хочешь уйти?
Девушка сонно кивнула.
Неприятная гостья взяла ее за руку и повела прочь со двора… Стены каменной ограды вокруг дворика стали зыбкими. Гудение шмеля отдалилось, розовые кусты превратились в смазанные пятна, которые начала заливать небесная синева, постепенно поглощая все остальные цвета.
…В этот раз Энаю не вышвырнуло из видения, как совсем недавно, когда она видела подземелья, а мягко, будто на теплых волнах, подняло в реальность. Она сидела на подушке и задумчиво смотрела на тонкие мерцающие нити, переливающиеся в пальцах. Осторожно вытянула одну из них — похожую на цвет глаз незнакомой вышивальщицы — смотала в клубок и поднялась.
Теплое сияние трепетало в ладони многоликой — мягкое и живое. Эная попыталась вспомнить, где она уже видела двор с розами и эти высокие каменные стены с синими зубцами по верху. Не вспомнила.
Торопливо дева храма направилась вниз, удерживая трепещущий клубок в кулаке. Он бился и рвался прочь. На залитой солнцем широкой лестнице многоликая огляделась. Справа у входа в храм стоял мечник средних лет с рассеченной надвое бровью. Эная не помнила его имени.
— Как к тебе обращаться? — спросила она.
— Аяту, госпожа, — ответил он с легким поклоном.
— Позови Стига, Аяту, — приказала многоликая. — Мне нужно в город. Сейчас.
— Да, госпожа.
Мечник на один миг прикрыл глаза и сказал:
— Он будет ждать нас внизу, возле ворот.
Многоликая кивнула и легким движением руки опустила тонкую паволоку, покрывавшую волосы, так, чтобы спрятать лицо.
Когда дева храма в сопровождении мечника спустилась к воротам, озадаченный Стиг уже был там.
— Что-то случилось, госпожа? — спросил он.
— Да. Я видела девушку, сидящую с вышиванием…
Она хотела объяснить, что против неведомой юной мастерицы хотят сотворить черное колдовство и надо успеть раньше, чем это случится, но вовремя сообразила: в этом случае Стиг, постоянно чего-то опасающийся, замешкается, чтобы вызвать еще сопровождающих. А значит, они не успеют! Девушка же была важна. И колдунья важна тоже. Если Сеть показала их, следовало действовать немедленно. И еще Эная сердцем чуяла: неведомая вышивальщица как-то поможет отыскать Чужака. Если это случится, если Эная сможет то, чего не смогли ни другие храмовые девы, ни мечники — это заставит Истра принять верное решение. Ею будут восхищаться. А кто-то даже станет завидовать! Поэтому она промолчала.
— Мне надо в город. Нужно найти девушку, на которую указала Сеть. Нельзя мешкать. Идемте!
Аяту открыл ворота и вышел первым. Следом за ним из храмового сада проследовала Эная и, наконец, разжала кулак, в котором трепетала нить. Мерцание рассыпалось бледными искрами, и вниз по улице потянулась тонкая дорожка.
— Туда, — многоликая махнула рукой.
Спустя несколько лестниц Стиг спросил:
— Мы идем в квартал рукодельниц, госпожа?
Лишь тогда его сестра поняла, где уже видела те стены и тот садик!
— Да, верно, — торопливо ответила она, отмечая, как яростно замерцала нить, задрожала и напряглась в воздухе, роняя тающие искры.
Они уже близко, и то, что должно было случиться, вот вот произойдёт!
Многоликая и ее спутники спустились по зеленой лестнице и направлялись вглубь квартала, когда увидели внизу мужчину, одетого на саворрийский манер, и двух женщин, вышедших с ним из кружевных ворот.
Одну из них — юную темноволосую девушку в голубом платье — дева храма сразу же узнала, как, впрочем, и другую — с неприятным крысиным лицом. Сейчас она стояла, потупив взгляд и изображая покорность. Рядом с похитительницей замерла безучастная ко всему мастерица. Взгляд ее был отрешенным, затуманенным.
— Задержите этих людей, — приказала Эная.
Аяту и Стиг, стоявшие до этого по бокам от многоликой, вышли вперед, встав между Энаей и чужаками.
Деве Храма показалось, будто легкая тень проскользнула по узкоглазому лицу саворрийца. Впрочем, незнакомец не испугался. Наоборот, он учтиво поклонился и почтительно произнес:
— Я прошу верных слуг простить меня за дерзость, простительную иноземцу, плохо знающему ваши порядки. Однако разве могут мечники Храма без объяснений задерживать честного человека и вести куда-то, да еще и на
