исцеления Виттории не требовалось проводить ритуалов и особых манипуляций, в самом этом процессе было слишком много интимного.
«Кроме того, не все придворные смогли смириться с мыслью, что я способен любить».
Демос растекся в кресле, безвольно свесив руки.
— Я готов, — через силу улыбнулся он и закрыл глаза.
Виттория поводила рукой над его лицом, деловито хмыкнула и положила ладонь на больной висок Демоса.
«Всегда безошибочно определяет сосредоточие боли. Интересно, как она это чувствует?»
По голове разлилось приятное тепло. Глаз перестал гореть, зато начал чуть дергаться, как при тике. Но тяжесть в голове никуда не делась.
— Не могу пробиться, — удивленно сказала Виттория. — Не получается. Что чувствуешь?
— Приятно. Немного легче, но все еще больно.
— Значит, я права. Что-то мешает. Не знай я тебя, подумала бы, что ты сопротивляешься моей силе.
«А что, если не сам я, но моя сила сопротивляется? Не желает, чтобы боль успокаивали. Руки Виттории и капли от мигрени действуют одинаково: подавляют то, что сидит в моей крови и жаждет выхода. Черт. Что-то не так».
Руки затряслись. В основание черепа словно вонзили иглу. Голова чуть не взорвалась от спазма. Демос зашипел, с трудом подавил тошноту и почувствовал вкус крови во рту.
— Боже, Демос! — Встревоженно воскликнула Виттория. — Что с тобой?
— Отойди…
— Что?
— Отойди! Быстро. Все живо отошли!
Ихраз схватил сидевшую на кушетке Десарию в охапку и легко, словно она ничего не весила, поставил на ноги у противоположной стены.
«Черт… Нет! Нет! Только не сейчас!»
— Уходите! Ихраз, забери их.
Он не успел. Что-то в груди взорвалось с такой силой, что Демос перестал чувствовать свое тело. Его обдало жаром — запахло паленым, глаза заслезились. Толстые свечи в кованых канделябрах зарыдали, а их пламя поднялось до самого потолка. Щелкал и шкварчал кипящий воск. Почти погасший камин вспыхнул и выстрелил снопом искр. Ихраз не успел увернуться и загорелся. Виттория гневно выругалась по-гацонски и повалила эннийца на пол, пытаясь сбить с него пламя сорванной с плеч накидкой. Десари застыла и с ужасом глядела на императора.
— Уходите…
Он понял, что его одежда загорелась.
«Как в тот раз… Как в первый раз, когда Фиера и дети… Ради всего святого, пусть в этот раз будет не так».
Он закричал, пытаясь совладать с рвущейся на свободу стихией. В запертые двери ломились слуги, встревоженные криками и дымом. Ихраза потушили, но огонь перекинулся на обитые тканью стены.
— Окно! — гаркнул энниец. — Прыгайте!
Демос услышал звон битого стекла, скрежет петель. Ихраз спустил Десари, и, не особо любезничая с императрицей, вытолкнул и ее. Благо кабинет располагался на втором этаже, а под окнами рос мягкий кустарник.
— Иди… — прошептал Демос, видя, что Ихраз помедлил.
— Я вас не оставлю.
— Я не контролирую это. Могу убить тебя.
Ихраз выглянул в окно, помахал женщинам рукой, отгоняя их с места падения и неожиданно для Демоса схватил его и точно отмеренным ударом врезал императору прямо в глаз.
«Внезапно…»
В глазах потемнело. Демос отключился.
* * *
Голоса оглушали. Говорили двое. Обоих Демос знал.
— Ты его вырубил, да?
— Да, леди Десария. Я вырубил императора. Хотя даме вашего круга пристало говорить не «вырубил», а «лишил сознания». Где вы нахватались таких слов?
— В путешествии сюда. За вред императору же казнят, ну если по закону?
— По закону я уже давно должен был болтаться на виселице.
— Но ты слишком полезен. — Последняя фраза принадлежала Виттории. Демос ощутил знакомое исцеляющее тепло. — Жить будет.
Демос открыл глаза и выставил вперед руку:
— Я в порядке. Спасибо, Ихраз. Это было очень находчиво.
— Строить новый дворец нам сейчас как-то не с руки, — улыбнулся энниец. Его одежда превратилась в горелые лохмотья. Впрочем, сам Демос не мог похвастать даже этим.
«Я почти забыл, как он выглядит без своего платка-повязки».
Мгновением позже его обожгла пощечина.
— Какого черта?
— Могу задать тебе тот же вопрос, — прошипела супруга. — Какого черта ты не сказал, что у тебя снова начались проблемы с… силой?
«Почему все они сегодня бьют меня по лицу?»
— Прости. Думал, что справлюсь сам.
— Ты едва не прикончил всех нас.
— Знаю.
«И не прощу себе этой оплошности».
Виттория обняла его и шепнула на ухо:
— Ты почти раскрылся.
— Понимаю.
— Сделай с этим что-нибудь, или нам конец.
— Мой господин, слуги идут, — сказал Ихраз.
Демос отстранился от жены.
— Подпусти, но пусть принесут хотя бы халат. И отправь за эннийцами. Я созрел на встречу с представителями Магуссерии.
Ожидание аудиенции было мучительным. Гацонский придворный этикет предполагал, что гостям надлежало провести добрую половину дня в ожидании приглашения. И потому они бродили по публичной части королевского дворца, убивая скуку бесполезными разговорами и созерцанием богатого убранства. Альдор еще в прошлый визит вдоволь насмотрелся на местные красоты, его спутник Гуалем Анси тоже видал немало роскоши, поэтому гацонскому великолепию удивлялся лишь Остер. Юный помощник то и дело останавливался и пялился на статуи и лепнину разинув рот, и эрцканцлеру приходилось его одергивать.
Сам Альдор ужасно нервничал. Как его встретит Рейнхильда? Что скажет? Станет ли обвинять и ненавидеть за то, что позволил Грегору отправиться в поход? Поймет ли? И что скажет новоиспеченный король Умбердо? Внутренний голос подсказывал Альдору, что сын окажется куда менее сговорчивым, недели его покойный отец.
Они вышли на широкий балкон, с которого открывался дивный вид на долину. Гацона вовсю праздновала фруктовый сезон, а стройные ряды виноградников на холмах услаждали взгляд.
— Бывали здесь? — спросил Гуалем Анси.
— В последний раз — на свадьбе короля Умбердо. Он тогда еще не был королем. Кажется, с тех пор прошла добрая сотня лет.
Пират широко улыбнулся.
— Полагаю, праздновали пышно?
— Не то слово. Покойный король приказал установить в одном из залов фонтан с розовым вином…
— О! Едва не забыл. — Анси воздел указательный палец к небу. — Нужно прихватить несколько бочек розового. В этом году урожай явно хороший, а я люблю молодое вино. — Он проводил взглядом хорошенькую девицу, что укрывалась от солнца полупрозрачной вуалью. — И не только вино…
Изрядно посвежевший и отъевшийся Остер устал от созерцания лепнины и теперь беззастенчиво пялился на южанок. Альдору было сложно его винить: красоту гацонских женщин воспевали поэты со всего материка. И чем ближе они с Анси подъезжали к столице, тем симпатичнее и приветливее становились гацонки. Дворец же и вовсе напоминал сказочный цветник. Даже отвыкший от светской жизни Альдор позволил себе восхититься грацией и манерами местных придворных дам.
— Только имей в виду, что улыбаются они не
