верулианский посол, - воплощение чести”.
“Гораздо лучше быть руководителем-фигурой; если он ничего не знает о планах своего народа, тем лучше он послужит маской для их деяний”.
“Но что выиграет Верулия?” - спросил Кулл.
“Гомлах, дальний родственник короля Борны, укрылся там, когда вы свергли старую династию. С вашей смертью Валузия развалилась бы на куски. Ее армии стали бы дезорганизованными, все ее союзники, кроме пиктов, покинули бы ее, наемники, которых можете контролировать только вы, обратились бы против нее, и она стала бы легкой добычей для первой могущественной нации, которая могла бы выступить против нее. Затем, с Гомлой в качестве предлога для вторжения, в качестве марионетки на троне Валузии–”
“Я вижу”, - проворчал Кулл. “Я лучше в битве, чем на совете, но я вижу. Итак, первым шагом должно быть мое устранение, а?”
“Да, ваше величество”.
Кулл улыбнулся и размял свои могучие руки. “В конце концов, это правление временами становится скучным”. Его пальцы ласкали рукоять огромного меча, который он всегда носил.
“Ту, главный советник короля, и Дондал, его племянник”, - пропел раб, и в зал вошли двое мужчин.
Ту, главный советник, был дородным мужчиной среднего роста и позднего среднего возраста, который больше походил на торговца, чем на члена совета. Его волосы были тонкими и редкими, лицо изборождено морщинами, а на лбу застыло выражение постоянной подозрительности. Годы и почести Ту тяжелым грузом легли на него. Изначально плебей по происхождению, он добился своего исключительно силой хитрости и интриги. Он видел, как три короля приходили и уходили до Кулла, и напряжение сказалось на нем.
Его племянник Дондал был стройным, щеголеватым юношей с проницательными темными глазами и приятной улыбкой. Его главное достоинство заключалось в том, что он держал язык за зубами и никогда не повторял того, что слышал при дворе. По этой причине его допускали в места, не оправданные даже его близким родством с Ту.
“Всего лишь небольшой государственный вопрос, ваше величество”, - сказал Ту. “Это разрешение на строительство новой гавани на западном побережье. Подпишет ли ваше величество?”
Кулл выдохнул свое имя, Ту достал из-за пазухи кольцо с печаткой, прикрепленное к маленькой цепочке, которую он носил на шее, и прикрепил печать. Это кольцо, по сути, было королевской подписью. Ни одно другое кольцо в мире не было точно таким, и Ту носил его на шее, бодрствуя или спя. Кроме тех, кто в данный момент находился в королевских покоях, не более четырех человек в мире знали, где хранится кольцо.
II
ТАЙНА
Тишина дня почти незаметно слилась с тишиной ночи. Луна еще не взошла, и маленькие серебряные звездочки давали мало света, как будто их сияние было подавлено жаром, который все еще поднимался от земли.
По пустынной улице глухо цокали копыта одинокой лошади. Если глаза и смотрели из пустых окон, они не подавали никаких признаков, которые выдавали бы, что кто-то знал, что Далгар из Фарсуна едет сквозь ночь и тишину.
Молодой фарсунианин был полностью вооружен, его гибкое атлетическое тело было полностью заковано в легкую броню, а на голове красовался морион. Он выглядел способным обращаться с длинным, тонким, украшенным драгоценными камнями мечом на боку, а шарф с красной розой, пересекавший его закованную в сталь грудь, нисколько не умалял той картины мужественности, которую он представлял.
Теперь, когда он ехал, он взглянул на скомканную записку в своей руке, которая, наполовину развернувшись, содержала следующее послание, написанное иероглифами Валузии: “В полночь, мой возлюбленный, в Проклятых Садах за стенами. Мы полетим вместе”.
Драматическая нотка, драматично сформулированная; даже красивые губы Далгара слегка изогнулись, когда он читал. Что ж, небольшая мелодрама была простительна молодой девушке, и юноша сам наслаждался прикосновением. Трепет экстаза сотряс его при мысли об этом свидании – к рассвету он будет далеко за границей Верулии со своей будущей невестой – тогда пусть граф Горон бора Баллин бредит – пусть вся валузийская армия идет по их следу. С таким началом они с Делкартом были бы в безопасности. Он чувствовал себя возвышенно и романтично; его юное храброе сердце наполнилось глупым героизмом юности. До полуночи оставалось несколько часов, но– он подтолкнул своего коня бронированным каблуком и свернул в сторону, чтобы срезать путь по каким-то темным узким улочкам.
“О серебряная луна и серебряная грудь...” – он напевал себе под нос пламенные песни о любви безумного, умершего поэта Ридондо, – затем его лошадь фыркнула и шарахнулась в сторону. В тени убогого дверного проема шевельнулась и застонала темная масса.
Обнажив свой меч, Далгар соскользнул с седла и склонился над тем, кто стонал.
Наклонившись очень близко, он разглядел очертания человека. Он перетащил тело в сравнительно более светлое место, отметив, что тот все еще дышал. Что-то влажное, теплое и липкое прилипло к его руке.
Мужчина был дородным и, по-видимому, старым, поскольку его волосы были тонкими и редкими, а борода тронута сединой. Он был одет в лохмотья нищего, но даже в темноте Далгар мог сказать, что его руки были мягкими и белыми под слоем грязи. Из глубокой раны на его голове сбоку сочилась кровь, а глаза были закрыты. Время от времени он стонал.
Далгар оторвал кусок от своего пояса, чтобы перевязать рану, и при этом кольцо на его пальце запуталось в неопрятной бороде. Он нетерпеливо дернулся – борода полностью исчезла, обнажив гладко выбритое, изборожденное глубокими морщинами лицо мужчины позднего среднего возраста. Далгар вскрикнул и отшатнулся. Он вскочил на ноги, потрясенный до основания – сбитый с толку и потрясенный. Мгновение он стоял, глядя вниз на стонущего человека, затем быстрый стук копыт на параллельной улице вернул его к жизни.
Он побежал по боковой аллее и пристал к всаднику. Этот человек быстрым движением подъехал, потянувшись за своим мечом. Подкованные сталью копыта его скакуна выбили огонь из каменных плит, когда конь присел на задние лапы.
“Что теперь? О, это ты, Далгар?”
“Брул!” - закричал молодой фарсунианин. “Быстрее! Ту, главный советник лежит вон на той улице без чувств – возможно, убит!”
Пикт мгновенно соскочил с коня, в его руке сверкнул меч. Он перекинул поводья через голову своего скакуна и оставил его стоять там, как статую, а сам побежал за Далгаром.
Вместе они склонились над раненым членом
