– Если у них и есть тайны, то мне они неизвестны, – буркнул Конан. – Меня удивило, когда вы назвали Туризинда моим братом. Неужели в нас есть что-то общее? Мне казалось – ни малейшего сходства.
– Я и сам не знаю, почему я так подумал, – признался граф-изгнанник. – В первое мгновение, как только я вас увидел, вы оба представились мне совершенно одинаковыми. Но чуть позже я и сам готов был упрекнуть себя в ненаблюдательности и излишней впечатлительности. Если люди проделали вместе долгий путь и пережили вдвоем немало испытаний, они поневоле приобретают нечто общее в выражении лица и особенно – глаз. Но уж конечно только на этом основании считать их родственниками было бы глупо…
– Я познакомился с Туризиндом, когда он сидел в герцогской тюрьме, – сказал Конан. – Его навязали мне в спутники, когда поручили добраться до магов Дарантазия. Сказали, что при необходимости я имею право пожертвовать им. Собственно, он – осужденный на смерть преступник. Убил какого-то выскородного мерзавца в Эброндуме и имел глупость попасть к стражникам в лапы.
– Так вы – его тюремщик? – поразился граф. – Вот бы никогда не подумал…
– А что вам показалось? – заинтересовался Конан.
– Мне показалось, – совершенно искренне ответил граф, – что вы относитесь к нему вполне дружески. Как к близкому приятелю… Как к человеку, который вам… э-э… – Граф сделал небольшую паузу и улыбнулся. – Как к человеку, который вам дорог.
– Что ж, ничего удивительного. Во-первых, Туризинд действительно обошелся мне недешево. Выслушивать его «откровения», постоянно ожидать, что он вытворит очередную глупость. Говорю вам, он – мое орудие. Человеку свойственно любить свой меч, свою миску для каши, свою кружку для эля и свои теплые подштанники, где только одна прореха, и та зашита, – сказал Конан. – Полагаю, и Туризинд на мой счет не обманывается, так что о дружеских отношениях говорить не стоит. И еще очень большой вопрос, как обернется дело, когда все закончится…
Конан задумался. Никогда прежде за все время их путешествия ему не приходило в голову заглянуть в будущее так далеко. В самом деле, что произойдет потом, когда их миссия будет выполнена? Что будет с Туризиндом, если он останется в живых? Выполнит ли Рикульф свое обещание? Киммериец тихо скрипнул зубами. Он согласился поработать на тайную стражу по двум важным для себя причинам. Во-первых, ему обещали очень хорошие деньги. И, во-вторых, киммериец ненавидел магию, а уничтожение магов считал своей прямой обязанностью.
– Что ж, когда все закончится благополучно, – преспокойно заявил Гайон, – я сам позабочусь о вашей безопасности. Вашей и Туризинда.
– Вы полагаете, тайная стража Эброндума попробует уничтожить нас как нежелательных свидетелей? – спросил Конан.
Задавая этот вопрос, он не испытывал ни горечи, ни удивления, ни даже особенного огорчения. Все закономерно. Сперва орудие используют, потом – выбрасывают. Никто не хранит сломанную лопату. Конан относится к Туризинду; Дертосе как к орудиям – на этом отношении особенно настаивал Рикульф. Естественно, сам Рикульф склонен рассматривать как свое орудие киммерийца. Ничего удивительного.
Гайон пожал плечами.
– Может быть, все случится совершенно иначе… Вы предпочитаете проверить?
– Я предпочитаю остаться в живых, – сердито сказал Конан.
– Вот об этом я и позабочусь, – заключил граф. – Ну а девушка? Кто она такая?
Конан искоса метнул в графа проницательный взгляд. У Гайона был самый безразличный вид, какой только мог напустить на себя человек его лет и положения. Он рассматривал костер и заботливо поправлял там угли, поднимая в воздух длинные извилистые искры.
Дертоса – и это было очевидно – занимала мысли Гайона куда больше, чем Конан или Туризинд. Что ж, ничего странного. Она очень хороша, кем бы она на самом деле ни являлась.
У Конана вдруг возникло искушение рассказать о Дертосе правду. Да что там – всю правду! И малой толики бы хватило, чтобы навсегда отбить у Гайона всякий интерес к ней. Потому что граф-изгнанник, несомненно, готов был увлечься девушкой. Соперничество между Гайоном и Туризиндом из-за Дертосы ни к чему хорошему бы не привело.
Однако, Конан не стал пускаться в откровения. Происхождение и карьера Дертосы будут последним аргументом, который должен быть приведен неожиданно – это выбьет Гайона из седла, если потребуется. Поэтому Конан сказал лишь следующее:
– Эта девушка – певица; она выросла среди друидов, хотя сама она вовсе не принадлежит к их племени. Я полагаю, она добавляет в свое пение немного магии, чтобы сделать его еще более выразительным; однако и без магии оно достаточно хорошо.
– Как она присоединилась к вам? – продолжал допытываться граф.
«Мы всего лишь спасли ее от виселицы», – подумал Конан. А вслух сказал:
– Наша встреча была случайной… впрочем, я не устаю благодарить за это судьбу. Дертоса очень красива, а ее пение скрашивает нам жизнь.
– Вы обладаете поразительным умением уклоняться от прямых ответов, – заметил граф. – Пожалуй, после моей победы я попрошу вас возглавить дипломатическую службу графства.
Конан покосился на него с подозрением. Гайон, посмеиваясь, встал, потянулся, глянул на небо. Над лесом уже появилась светлая полоса: приближался рассвет.
– Она ведь преступница, как и вы, – неожиданно проговорил граф.
Конан вздрогнул:
– Кто?
– Дертоса, – пояснил Гайон. – Ни одна девушка в здравом уме не стала бы с вами путешествовать, не будь у нее к тому веских оснований. А такое основание, как я полагаю, может быть только одно: она, как и вы, скрывается от герцогского правосудия.
– Может быть, она – моя возлюбленная, предположил Конан. – Или любовница Туризинда. Как вам такая идея?
Гайон рассмеялся:
– Нет! Поверьте, я сразу вижу такие вещи, хоть и обрек себя на жизнь без женщин – обрек вполне сознательно: в моем положении не следует обзаводиться спутницей. Нет, Дертоса – не любовница, ни ваша, ни Туризинда.
– Что ж, – сказал Конан, – в таком случае, как я вижу, дальнейшая судьба наша вполне определилась: я помогаю вам разделаться с магам убивая тех, кого не сможете убить лично вы, а за это вы делаете меня своим дипломатом, а Дертосу берете во дворец в качестве певицы и любовницы. Завидное будущее.
Гайон посмотрел ему прямо в глаза.
– А что, – медленно проговорил граф-изгнанник, – разве, по-вашему, все произойдет не так?
* * *
Туризинд не мог заставить себя полностью доверять Гайону. Впрочем, тот также не скрывал своего отношения к неожиданным союзникам. Граф-изгнанник не имел права видеть искреннего друга ни в ком. Любой из его окружения мог оказаться предателем. У магов Дарантазия имелись собственные методы. И, к несчастью, весьма действенные. Иной человек мог вообще не подозревать о том, что находится под властью магов. Контроль устанавливался незаметно – это обстоятельство тоже нельзя сбрасывать со счетов.
