Сергей Фомичев - Конвой

Что ж, выбирать не приходилось. Волошек только надеялся, что заместители (которыми были назнаны Жирмята, Висмут и Чабрец) избавят своего командира от излишнего общения с прочими.

Чернигов совсем обезлюдел. Остатки населения снялись и покинули город в одни день. Во все временa находились люди, которые не прочь попытать удачу при оккупационной власти, но на этот раз такихжелающих не нашлось. Главным образом потому, что никто даже предположить не мог, каков будет на вкус этот новый порядок. Чернильники не утруждали себя пропагандой или вербовкой сторонников, а слухи, что расползались по городам, заставляли покрываться испариной самых опытных душегубов. Не удивительно, что даже каторжники из прифронтовых земель предпочитали драпать за океан к хоблинам.

Волошек задержался наверху чуть дольше других.

Его люди уже перетащили припасы, свели лошадей, по уложенным поверх ступеней доскам осторожно спустили тачанку с Кощуном; уже разобрали сходни и спустились сами, а он всё стоял под сенью вишен, то ли не решаясь так сразу захлопнуть дверь, то ли желая взглянуть напоследок в лицо противнику. До сих пор он отмахивался от доводов Рыжего, вероятно, опасаясь, что товарищ сможет переубедить его. И только теперь впервые задумался, в какую авантюру полез сам да вдобавок втравил кучу народа. Допустим, его хитрость позволит пропустить над собой башни. Но что дальше? Что ждёт смельчаков за передовой линией вторжения? Ведь пока никому не удавалось заглянуть в тылы чернильников. Что если они обнаружат там выжженную пустыню, что если всюду потравлена земля, вода, воздух и само пребывание на осквернённых чужаками землях смертельно?

Идти на попятную всё равно было поздно. Быть может поэтому Волошек только теперь и позволил себе сомнения. Жизнь давно вдолбила в него одну истину. Мотив «я хочу» — порожняя болтовня. Его недостаточно даже для того, чтобы оторвать задницу от кресла. Можно мечтать о чём угодно, лежа на подиуме, наслаждаясь вином и танцами красоток. Можно играть умом, воображением, поднимая воздушные замки и разрушая их такими же воздушными снарядами. «Я должен!» — вот мотив, который способен заставить тебя шевелиться. Неважно, мелкой кажется тебе цель или на карту действительно поставлена судьба мира. Убеди себя в долге и своротишь горы.

Есть и обратная сторона медали — кто умеет убедить в долге других, сворачивает горы чужими руками.Волошек горько усмехнулся. В закромах его памяти тут же блеснула лысина Турга.

Но вот чёрные вихри принялись шнырять по переулкам, тщетно пытаясь обнаружить добычу, а на северной окраине города появились первые боевые башни. Где-нибудь в Новом Орке их было бы не разглядеть среди небоскрёбов, они потерялись бы в тесных ущельях тамошних улиц, но здесь, возвышаясь над крышами, бесформенные гиганты только подчёркивали неотвратимость прихода новой власти.

Рисковать далее Волошек не пожелал. Быстро сбежал по ступеням и, отсекая массивной дверью последние отблески света, кивнул колдуну. Тот только и дожидался приказа. Несколько торопливых слов, едва слышных, непонятных, но явно пугающих. Земля прогнулась. Часть дома обрушилась, устремилась лавиной в вытяжную шахту, в лестничный проход, забивая их камнями, обломками перекрытий и мебели.

Сгущённый воздух больно ударил по ушам, в ноздри полезла едкая пыль. Лошади забеспокоились, студенистое тело Кощуна заколыхалось и, хотя дрожь в темноте была не видна, ощутили её многие.

Алейко скормил подопечному пук мочёной ботвы, колдун погрузил лошадей в дрёму. Люди же ещё долго не могли устроиться. Приближение врага, несколько саженей грунта над головой, что, с одной стороны, защита, а с другой — настоящая могила, наконец, просто начало их полного опасностей похода — всё это возбуждало. Лишь Чабрец остался спокоен.

— Четыре версты в день… — принялся подсчитывать он. — Значит, завтра утром они будут над нашим убежищем, а за следующий день уйдут достаточно далеко, чтобы мы смогли выбраться.

— Не следует выбираться слишком рано, — возразил Волошек. — Мы пересидим здесь три полных дня. К тому времени они упрутся в Десну и ввяжутся в бои на линии Гарчи. Надеюсь, генерал не подкачает и чернильникам будет не до наблюдений за ближними тылами.

— Если Гарчи сумеет их задержать, мы окажемся слишком близко от передовой, — нахмурился Жирмята.

— Если я прав, и смена зодиака нарушит пути снабжения, они в любом случае остановятся. Тут уж ничего не поделаешь.

Поначалу, оставив поднебесное пекло, они наслаждались прохладой. Но настоящее блаженство никогда не бывает долгим. Очень скоро мнимая благодать обернулась серьёзной проблемой. Спальники, одежда, припасы набухли влагой, но поглотить всю её не могли. Вода сочилась сквозь кладку, восстанавливая те самые идеальные условия, что сказываются на конечной цене продукта. Что хорошо для изысканного вина, не слишком годится обычному человеку. Впрочем, Жирмята скоро придумал, как примирить нынешних обитателей погреба с прежним его содержимым. На правах интенданта он обследовал брошенные хозяином запасы. От молодых вин пользы было мало, но двухлетней выдержки портвейн показался Рыжему неплохим подспорьем в борьбе с холодом. Испросив разрешение Волошека, он выдавал вино к обеду и ужину.

Полдня все отсыпались, затем прибавили ещё несколько часов в счёт будущих недосыпов. Некоторое время просто лежали и прислушивались, пытаясь понять, что происходит в городе. Но звуки не могли проникнуть сюда, и бессмысленное занятие людям скоро наскучило. А потом они начали изнывать от безделья.

Тут весьма некстати пришёлся портвейн. Разговоры пошли совсем не добрые. Волошек надеялся, что вынужденное сидение в подземелье, риск остаться здесь навсегда несколько ослабят вражду, заставят людей сотрудничать или хотя бы делать вид, что они одна команда. Однако против его ожиданий давняявражда только разгоралась.

Чернозуб вытащил бутылку, наверняка не из тех, что раздавал Рыжий к обеду, а стянутую со стеллажа без спросу, и, отыскав в темноте эльфа, уселся рядом.

— Выпьешь со мной, остроухий? — вопрос прозвучал как угроза. В том смысле, что от таких предложений отказываться себе дороже.

— Не хочу, — буркнул тот.

— Ну, пригуби для приличия, — не отставал бородач.

— Отстань! Знаешь же, что мы не употребляем вино местной выработки.

— Вот! — Чернозуб добился своего. — Не пьёте вы нашего вина и хлеба доброго не едите, одни лепёшки свои вонючие трескаете. Не позволяет вам традиция принимать от инородцев хлеб с вином. А между тем банки-то свои всюду открываете и деньгами народ маните. То есть, мы ваше покупаем, а вы наше нет. Дайарн вздохнул, видимо, посчитав, что от степняка не отвязаться.