— Ар'ооон и я, — сказала Ш'риии, — двое Неприкасаемых. Третий после Певца и Синего — Пристально Глядящий. Роль его поет Ин'ихвииит.
— Х'Нииит, — густым голосом поприветствовал ее Ар'ооон.
Нита склонилась в знак уважения.
— Синий, — послала она ответный привет. Маленький спокойный глаз задержался на ней.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Молчаливая? — спросил Синий.
— Неплохо, Синий, — ответила Нита и тихо добавила: — Насколько это возможно.
— Ну и ладно, — согласился Ар'ооон. — Ин'ихвииит, вот та, о которой я тебе говорил.
Белуха отплыла от Ар'ооона и приблизилась к Ните, чтобы дружелюбно потереться о нее боком. Ин'ихвииит был самцом белухи и оттого достаточно крупным для этого вида китов, хотя и порядком не дотягивал до размеров кита-горбача. Но что особенно удивило Ниту, так это его какой-то отрешенный голос. В нем слышались тихие дни полного спокойствия, дни, проведенные в уединенном плавании, в созерцании моря и неба, дни молчания и глубоких раздумий.
— Х'Нииит, — пропел он, — приятно встретиться. И хорошо, что мы встретились именно сейчас, потому что стоит прислушаться. И тебе тоже, Верховная Волшебница.
— Погода? — забеспокоилась Ш'риии.
— Да, именно так. Кажется, шторм не пройдет мимо. Нита удивленно взглянула на Ш'риии.
— Какой шторм? Небо ясное, и на воде никакого волнения.
— Это сейчас, — сказал Ин'ихвииит. — Однако погода меняется, и нельзя предугадать, как отзовется это на глубине.
— Сможем ли мы успеть до шторма? — уже с тревогой спросила Ш'риии.
— Нет, — твердо ответил Ин'ихвииит, — он будет здесь через половину света. Боюсь, что нам придется петь одновременно с песней шторма.
Ш'риии остановилась и повисла в воде, еле поводя плавниками. Она размышляла.
— Да, неладно дело, — тихо пропела она. — Поплыли, Х'Нииит, поговорим с Ар'оооном и с остальными, теми, кто поет партии Нерешившихся. Мы попробуем спеться, а потом сразу же начнем Песню. Время утекает.
Ш'риии принялась усиленно двигать плавниками и стремительно поплыла вверх, оставив мгновенно объятую страхом Ниту позади. «Мы не вернемся домой сегодня вечером, — думала она. — Никаких прощаний. Никаких последних объяснений. Я никогда больше не смогу выйти на сушу…»
— Х'Нииит, — позвал ее знакомый голос. Это был конечно же Кит. Она о нем и забыла.
— Все хорошо, К'ииит, — ответила она. Нита нагнала Ш'риии уже вблизи троих китов, поющих партию Нерешившихся. Ар'ейниии холодно поприветствовала ее и отвернулась.
— А это Х'вооо, или попросту Хвостик. — В голосе Ш'риии слышалась мягкая улыбка. — Он поет партию Слушателя, Х'вооо, это Х'Нииит.
Нита потерлась боком с Х'вооо, который хоть и был карликовым кашалотом, но все же казался слишком маленьким. Покрытый серыми пятнами, как и все кашалоты, он едва дотягивал до четверти нормальной длины. Мелкие глазки его близоруко щурились, словно у совы, вытянутой на яркий свет. Взгляд этот напомнил Ните очкастую сестренку Дайрин. Сходство усиливалось и тоненьким, чуть хрипловатым голоском, в котором угадывалась постоянная готовность насмешливо хихикнуть.
— Х'вооо, — повторила Нита и осторожно спросила: — Но почему Хвостик?
— Потому что, как сама видишь, коротышка, — ответил Х'вооо. — Мы с моим братом и сестрой родились тройняшками. Они, наверное, за мой счет вымахали здоровенными. Приходилось все время защищаться. Но я стал Волшебником, и теперь меня не так-то просто обидеть. Так что не стесняйся и если хочешь, называй меня Хвостиком. Я не обижаюсь.
Нита улыбнулась про себя, отмечая, что не так уж сильно различаются отношения между людьми от повадок в сообществе китов.
— А вот и К'лыыы, — сказала Ш'риии.
Ните послышалось в этом подводном имени человеческое слово «клык». Она с трепетом взглянула на ярко-белую с глубокими черными переливами касатку и почувствовала себя не совсем уютно. У китов-горбачей при виде касатки непроизвольно возникают мысли об окрашенной кровью воде. Но, вопреки интуитивному знанию нынешнего ее громадного тела, человеческий разум Ниты подсказывал ей, что опасаться не следует. Она вспомнила, что касатки очень дружелюбны по отношению к людям. Вспомнился ей и дядя Джерри, старший брат матери, который рассказывал, как однажды плыл верхом на касатке в аквапарке на Гавайях, и ему это очень понравилось. А касатка тем временем подплыла к Ните поближе и уставилась на нее маленькими черными глазками, не прозрачными и холодными, как у акулы, но острыми, умными и даже с веселым огоньком, играющим где-то в глубине.
— Ну, что молчишь? — словно бы поддразнивая, спросила касатка. — Может, акулы вырвали твой язык?
Шутка была довольно грубой, но сказана таким веселым голосом, что Нита тут же влюбилась в это приветливое и забавное существо.
— Ты, значит, К'лыыы? — спросила Нита, снова припомнив человеческое «клык».
— А ты, выходит, Х'Нииит, — ухмыльнулась касатка. Интересно, какое словечко припомнила она?
— Если угодно, — хмыкнула Нита. В голосе касатки ей слышались странно сочетающиеся острые, почти злобные, и в то же время забавные свисты и переливы, словно бы сдобренные перцем фырканий и уксусным шипением. — Ты живешь здесь, К'лыыы? — спросила Нита.
— Нет. Я приплыла, чтобы спеть песню, из Баффинова залива.
— Но это в Канаде! В пятистах милях отсюда!
— Да, много-много длин пути. Но я не плыла, Х'Нииит. Переместилась так же, как и вы с К'ииитом прошлой ночью. Думаю, что такое использование волшебства в ответ на Призыв, — заметила К'лыыы, — никто не станет рассматривать как вызов волшебству. Все же такое расстояние…
Довольная своей немудреной шуткой, касатка весело фыркнула и выпустила цепочку пузырей.
— Я спешила. Впрочем, как и ты со своим приятелем. У вас, кажется, не так уж много времени остается побыть и поработать вместе. Пока живы оба.
Голос касатки был добрым и даже участливым, но Ните захотелось в эту минуту быть от нее подальше.
— Ты права, — постаралась спокойно ответить она и обратилась к Ш'риии: — Может, начнем?
— Конечно.
Ш'риии поднялась повыше над затопленным кораблем, издавая продолжительный призывный свист. Все остальные медленно стали подплывать к ней. Голоса китов, собравшихся вокруг Посвященных, постепенно стихали, как шумы в зале перед концертом.
— Начнем с самого начала, — сказала Ш'риии. Она умолкла на несколько секунд и вознесла голос в Призыве:
Кровью окрасилось Море, но я пою.
И тот, кто ее прольет, поет.
Голод терзает тело, но я пою.
И тот, кто жертвой падет, поет.
Древняя песня морских глубин — вечного мира струна.
Для жизни и смерти закон один, и радости боль слышна.
