— Ты что, с ума сошёл! — возмутился Пенёк, — после того, что ты сотворил, вряд ли бабушка будет рада тебя видеть! К тому же я ей пообещал, что в ближайшее время ты не появишься.
— Как хотите, — противный Жмурик бросил в светящееся зеркало какой-то предмет. Зеркало тут же проглотило его и погасло.
— Что ты делаешь, ирод! — всполошился Пенёк.
— Не возьмёте с собой — пропадём тут все вместе! — Жмурик уселся на пол, обхватив острые коленки костлявыми руками, и уставился в одну точку.
— А мы не можем материализоваться туда без зеркала? — спросила Настя.
— Нет, это место защищено очень сильным заклятием. Это наша крепость. Туда можно попасть только из нескольких мест. Одно из них — это зеркало.
— Они уже наверняка засекли дорожку, — подначил Жмурик Пенька.
— Ну прямо подполье в тылу врага! — не удержалась Настя.
— Ладно, — сдался Пенёк, — пойдёшь с нами. Только защищать я тебя не собираюсь, и за последствия не отвечаю. Бабушка — натура взрывоопасная.
— Лучше к бабушке, чем к Мастеру! — поёжился Жмурик и снова что-то бросил в зеркало.
Насте показалось, что оно стало жидким, мутный свет мерцал и колыхался.
— Идём, — сказал Пенёк и взял Настю за руку.
Она замерла в нерешительности.
— Не бойся, нам нужно всего лишь переступить через порог.
Настя облизала пересохшие губы и продолжала стоять на месте.
— Вы будете проходить? — Жмурик в страхе косился на входную дверь и нетерпеливо подпрыгивал.
— Погоди, девчонка в первый раз, волнуется.
— Я тоже! — чувство страха взяло верх над чувством долга.
Жмурик вдруг сорвался с места и с отчаянным криком прыгнул в зеркало. Его тут же поглотила жидкая масса.
— И нам пора, — решительно сказал Пенёк и потянул упирающуюся Настю к проходу.
Девушка зажмурила глаза и шагнула в неизвестность. Её обдало потоками прохладного воздуха, и в ушах появился противный свист. Она посильнее вцепилась в Пенька, который почему-то остановился. Неприятные ощущения продолжалась несколько долгих секунд, а потом всё стихло.
— Можешь открыть глаза и отпустить мою руку, — страдальчески произнёс Пенёк, — иначе ты переломаешь мне все пальцы.
Настя бесстрашно открыла один глаз — они стояли около бревенчатой избы, будто бы сошедшей с картинки из детских сказок. Избушку окружал вековой лес. Красота вокруг была неописуемая!
— Да отпустишь ты меня, наконец! — Пенёк начал лягаться.
Настя, вздрогнув, пришла в себя, и Пенёк тут же вырвал свою ладонь из её руки.
— Твоя сила не в голове, — заныл он, тряся раненой конечностью.
— Это что? — девушка заворожено разглядывала удивительную природу, казавшуюся нереальной.
— Здесь моя бабушка живёт, — Пенёк с нежностью посмотрел на аккуратный, чистенький домик с резными наличниками на окнах.
— Это которая научила тебя взламывать замки?
— Она ещё и не такое умеет! — он не заметил иронии.
— Надеюсь, мою бабушку она ничему такому не научит?
— Вероника Митрофановна вернётся отсюда другим человеком! — ободряюще заверил её Пенёк.
Из-за ближайших кустов раздалось деликатное покашливание.
— Пенёчек, — жалобно и пискляво заныл Жмурик, — будь человеком, подготовь тётю Марусю к моему появлению.
— Я же тебе сказал — разбирайся сам! — грозно ответил Пенёк.
Жмурик поскулил ещё немного и затих, а Настя и Пенёк пошли к дому. Из будки выскочила огромная собака и с любопытством посмотрела на девушку. Яшка, до этого времени послушно сидевший у Пенька за пазухой, с воем выпрыгнул на землю и побежал к собаке. Та обрадовалась зверьку, как родному, абсолютно не испугавшись его воя.
— Это Фантик, — представил собаку Пенёк.
Оба животных, и огромный Фантик, и маленький Яшка, стали радостно повизгивать и валять друг друга по земле. Причём в этом тандеме Яшка имел главенствующую роль. Он то и дело взбирался на собаку и радостно выдирал у того клоки шерсти, от чего Фантик восторженно лаял.
Веселье животных внезапно прекратилось, так как из леса донеслись громогласные спорящие голоса.
— Да в жизни эту песню никогда так не пели! — вибрировал по всему лесу густой женский бас, в котором Настя узнала голос бабушки.
— Не знаю, в какой дыре ты росла, потому что запев у тебя неправильный!
— Это ты в дыре живёшь, а я почти что в городе!
— Тьху на тебя!
— Бабуля! — Пенёк нежно заулыбался.
На поляне появились обе женщины с лукошками и, увидев драгоценных внучат, кинулись их обнимать.
— Настенька, девочка моя! — плакала Вероника Митрофановна, оглядывая и ощупывая внучку на предмет смертельных ран, — жива!
— Пенёчек! — не уступала в силе чувств вторая бабушка, заграбастав любимое чадо, и подняв на руки, как младенца.
— Чего так долго, мы тут извелись все, вас дожидаясь! Уже стали поговаривать, что с вами беда случилась!
— Вот за ягодами пошли, чтобы отвлечься.
Непонятно с кем согрешила родительница Пенька, но то, что он пошёл не в бабушку, было очевидно. Сия дама была на голову выше Вероники Митрофановны и шире раза в полтора. Одета она была в старинный сарафан, который делал её ещё крупнее, а на груди вполне мог бы уместиться весь Пенёк вместе с Яшкой. Лицо у женщины было приятное, и не имело бы никакого сходства с внуком, но, назло врагам и досужим сплетникам, носы у них были одинакового размера и формы.
Щебечущие бабушки, позабыв лукошки с ягодами, увлекли драгоценных чад в избу. Пенёк хотел было забрать Яшку, но тот уютно устроился на огромном животе Фантика, и мирно дремал.
В избушке всё было в идеальном порядке, как, Настя подозревала, и триста лет назад. Печка-мазанка, самоструганные лавки из цельной сосны, и корыто из сказки "О рыбаке и рыбке". Только оно было целым. На столе — огромный букет полевых цветов в глиняном кувшинчике.
— Как хорошо дома! — блаженно потянулся Пенёк и полез на печь отсыпаться, чувствуя себя в полной безопасности.
Бабушки, между тем, со скоростью света принялись метать на стол домашние разносолы. Когда Настя решила, что ножки стола сейчас упадут под тяжестью еды, метание прекратилось, и девушку усадили за стол.
— А Пенёк? — она повернулась в сторону похрапывания, раздававшегося с печки.
— Пускай поспит.
Во время трапезы Настя рассказала о последних событиях, благоразумно упустив сцену в комнате Александра.
Вероника Митрофановна горестно охала, периодически поглаживая внучку по голове. Бабушка Пенька напряжённо слушала, изредка уточняя некоторые детали.
— Значит, говоришь, Александр называл его Мастером? — задумчиво произнесла она, после непродолжительного молчания, — эх, жаль, не прибила я его, когда была возможность!
