казни, за издевательство над другим волшебником. Ты хоть понимаешь, что…
Но Бажан не желал слушать дальше, а вместо этого сжал шею Деяна:
— Похоже, кто, действительно олух здесь, так это ты. Ты до сих пор не понял, что происходит. Твоя жизнь в моих руках. Стоит мне сделать ещё одно движение рукой и твоя шея сломается. Понимаешь, что потом будет?
Лин, наблюдая, всё это время, за происходящим поначалу не желал вмешиваться, решив, что это лишь очередная перепалка, но продолжив слушать, как говорит и ведёт себя Бажан, мальчик и сам начал испытывать страх, что Бажан может, действительно сделать то, что говорит.
Да и не только Лин испугался, остальные двое волшебников тоже прижались к друг другу, продолжая смотреть за тем, что происходит. Их тела также сковал страх, который не позволял даже шевельнуться. И наблюдая за всем, они не верили, что лишь недавно тихий и добрый Бажан, сейчас вел себя, словно кроважадный и жестокий волшебник. Нет, не совсем так. Взрослый кровожадный и жестокий волшебник. Как взрослый мужчина, а не двенадцатилетний мальчик.
— Не надо! — непонятно как, но Лин нашел в себе силы, чтобы произнести хоть что-то, но стоило Бажану услышать эти слова, как продолжая сжимать горло Деяна, он, всё же обернулся в полоборота, чтобы посмотреть на Лина, заставив последнего попятиться назад.
Всё тело мальчика прошиб холодный пот, но вопреки всему страху, что парализовал его тело, он произнес вновь:
— Не надо! Не убивай его! — последнее предложение прозвучало так, словно это была не просьба или мольба, а как настоящий приказ. Лин сам не до конца понял, почему он произнес это предложение такой интонацией, но словно ведомый внутренним голосом, повторил вновь. — Не убивай его!
Но Бажан лишь усмехнулся:
— Приказываешь мне? Кто ты такой, чтобы приказывать мне? Ты принц? Или может быть король? Кто?
Но Лин не ответил ни на один вопрос, а лишь произнес вновь, но уже не приказным тоном, а так, словно просил:
— Не убивай его!
И стоило последнему слову долететь до ушей Бажана, как он сжал горло Деяна ещё сильнее, заставив начать того задыхаться ещё больше и вырываться из цепкого захвата руки, но меньше, чем через одну ша Бажан отбросил его в сторону, заставив удариться головой об стену:
— Не смей говорить хоть что-то, пока мы не выберимся отсюда. Иначе я сделаю то, что собирался.
Мальчик вновь подошёл к лежащему на земле эльфу, и на мгновение закрыл глаза, пытаясь отдышаться. Он не мог найти ответа, почему он резко стал таким решительным и сильным, но, несмотря на то, что такое резкое изменение удивляло его, нельзя было сказать, что оно пугает. Напротив, Бажану понравилось это и в глубине души, он почувствовал какое-то доселе незнакомое чувство, словно… Словно он был когда-то таким. Но это же невозможно. Ведь Бажану только двенадцать лет и его характер никогда не был таким.
Не был же?
Деян же, ударившись головой об стену, не сказал ни слова, а лишь взвыл от боли. Но помня, тот страх, который лишь недавно сковывал его тело, мальчик, в самом деле, не решался сказать хоть что-то. Лишь раз мельком взглянул на Бажана, ни в силах понять, что только, что произошло и почему тот резко стал таким жестоким и серьезным.
Но сам Бажан, кажется стал прежним собой и открыв глаза, спокойно спросил:
— Неужели и в самом деле, мы не способны никак помочь ему?
То, что Бажан стал самим собой и перестал вести себя жестоко и пугающе, хоть и заставило ребят перестать испытывать страх, но, всё же, они не до конца верили в то, что тот не станет таким же опять. А когда Бажан посмотрел на Кира и Зариана, которые до сих пор сидели прижавшись к друг другу, те, всё равно не до конца поверили, что Бажан тот, каким был до падения в это место.
— Неужели никак? — воскликнул Бажан, заставив всех вздрогнуть, но не найтись с ответом и тогда он решил сделать то, что не один из волшебников не хотел делать.
Сев вплотную рядом с телом Адрастаса, мальчик положил руку на его грудь и произнес:
— С тобой делюсь я частью сил, во благо пусть они послужат.
Так звучало заклинание, когда один волшебник делился частью своих магических сил с другим, чтобы помочь.
Но только последнее слово оказалось произнесено Бажаном, Лин схватил его за предплечье и поматал головой:
— Прекрати! Так нельзя. Ты не сможешь ему помочь. Нужно попытаться найти выход и тогда господин Барлини поможет ему.
Но Бажан лишь оттолкнул соклассника:
— Пока мы будем искать выход, запас его сил может иссякнуть. Что тогда будет? Возьмешь ли ты ответственность?
— Но Аларнон прав. Ты никак не сможешь ему помочь. За такое, тебе самому станет хуже. Неужели ты не знаешь?
Кир говорил чистую правду. С самого начала повелось так, что для каждой расы существовали свои заклинания для передачи магических сил не просто так, а потому, что магия волшебников отличалась от магии эльфов. Магия фей отличалась от магии русалок. И следовательно, магия оборотней отличалась от магии вампиров. Поэтому стоило одной из рас использовать свое заклинание на другой, это никак не помогало. Но вот только тот, кто решил поделиться своими магическими силами с созданием другой расы, получал отдачу в виде невыносимой боли и чувства, словно внутренний артефакт кромсают десятками лезвий.
Вот почему Кир так переживал за Бажана и тоже попытался помешать, но встретившись с серьезным взглядом юного господина Вирлиона, отпрянул назад и затих.
— Прекрати, — тихо произнес Зариан, но, разумеется никто и слушать его не стал. — Я не смогу вылечить тебя.
— Не сможешь? — усмехнулся Бажан. — Похоже ты не способен вылечить никого. Сначала научись хоть чему-то, прежде, чем говорить, что твой отец лекарь.
Но Зариан не стал ничего возражать. Да и что бы он возразил? Бажан говорил правду. Хоть отец Зариана и являлся прославленным лекарем и научил своего сына некоторым заклинаниям, это никогда не нравилось самому мальчику. Он лишь покорно слушал отца и его уроки, но сам, в глубине души, мечтал совсем о другом. Вот почему не был способен вылечить ничего серьезнее несложного перелома или неглубокой раны. Но это нисколько не печалило юного господина Глардиона. Ведь он верил, что однажды, ему удасться делать то, что ему, нравится на самом деле.
— Бажан, прекрати, — произнес Лин, но Бажан не стал слушать его, как и прежде, а лишь повторил заклинание вновь.
— С тобой делюсь я частью
