Ознакомительная версия.
Добравшись до опушки, где его в тревоге и нетерпении ждала Лютава, Лютомер почти рухнул, не в силах приземлиться как следует, и прокатился по траве. Сестра кинулась к нему, а он, лежа неподвижно, пытался осознать себя и понять, не оставил ли себе «на память» левое крыло вместо руки или когтистые лапы вместо ног.
Нет, вроде обошлось. Лютава помогла ему встать, но всю дорогу через луговину и лес Лютомер шел пошатываясь и опирался на нее. К счастью, из-за облаков вышла яркая луна, и обратную дорогу Лютава нашла без особого труда.
Несколько бойников, несших дозор, не спали и сразу вышли им навстречу. Лютомер рухнул у костра на расстеленный сукман, не в силах даже одеться; Лютава накрыла его рубахой, гневно отмахнулась от комаров, жаждущих хмельной оборотневой крови, и села рядом.
– Ну, что? – Дедила вопросительно двинул бровями.
– Все путем. Она как? – Лютава показала глазами на шалаш, где спала Семислава.
– Тоже ничего. Я заглядывал недавно, как Хортимку сменил. А что, – Дедила нерешительно глянул на Лютомера, который, похоже, уже спал, – правда, что мы ее с собой возьмем? Ребята говорят…
– Неправда, – решительно ответила Лютава. Брать княгиню-лебедь с собой на Угру она не хотела по многим причинам. – Она нас проводит несколько дней, а с Оки назад отправим. А что? Нравится?
– Дева красивая, – с уважением и завистью протянул Дедила. – У нас таких и нету… Ну, ты разве что.
Лютомер проснулся на рассвете, чувствуя себя если не полным сил, то вполне готовым к дальнейшим подвигам. Лютава спала рядом, привалившись к его боку и съежившись. Бережан отчаянно зевал, сидя у затухшего костра с копьем на коленях. Перед шалашом Семиславы спал Милята, вытянувшись и загораживая вход.
Накрыв сестру своим сукманом, Лютомер заглянул в шалаш: Семислава спала, завернувшись в чью-то овчину. И хорошо: ей вообще лучше в ближайшие три дня не просыпаться.
Сходив к реке окунуться, Лютомер оделся и стал искать гребень. Не найдя свой, он стал отвязывать гребень от пояса Лютавы, и она проснулась.
– Прихорашиваешься? – Она подавила зевок, глядя, как брат запускает гребень в свои густые, изрядно перепутанные волосы. – Дай я тебя причешу, а то зря зубья поломаешь.
– Причеши. – Лютомер подал ей гребень, сел рядом и наклонил голову. – Я ведь сегодня жених как-никак.
– Жених… – проворчала Лютава, ловко разбирая пальцами спутанные пряди. – Обманщик ты бессовестный.
– Сама говорила – ради чести рода можно зубами грызть. Чего цепляешься? Вместе же придумывали.
– Это я не выспалась просто. И есть хочу. У нас осталось что-нибудь?
– А вот сейчас Худота сети выберет – может, и будет.
Худота и Бережан вернулись с реки с уловом, Негожа из Дедилиного десятка тащил за ними котел, полный воды, Чуженя разводил огонь. Старшие бойники, свободные от мелких хозяйственных дел, потягивались, оправляли рубахи, ерошили волосы.
– Умываться давай, что, Зубашка, глаза трешь? – покрикивал Чащоба.
– Я онучи перемотал – считай, умылся, – ухмылялся Зубак, рослый, некрасивый, но весьма бойкий парень.
– Я тебе перемотаю! Эта шутка старше Перунова дуба, мне уже не смешно. А ну давай, не то поленом в воду загоню!
Все было как всегда – что в походе, что дома в Острове. Но бойники нет-нет да и поглядывали на шалаш, где спала пленница, и все помнили, что сегодня у них очень сложный день. Если не повезет, то для многих, если не для всех, он станет последним на белом свете. Но переживать за свою жизнь и бояться смерти среди бойников не принято: каждый из «волков» приходит в лес, чтобы научиться всегдашней готовности погибнуть, унося с собой врагов. И каждый из этих зевающих и зубоскалящих парней был очень неплохим бойцом. А еще они верили в силу и удачу своего вожака. Без этого вообще никак.
Сам Лютомер был уже готов – в нарядной рубахе, которую ему по обычаю вчера принесли от Гордяны, с расчесанными волосами, он и впрямь выглядел женихом.
Из шалаша выбралась Семислава. Ее рубашка так и лежала где-то в лесу грудой мятых лоскутов, и княгине пришлось надеть запасную рубаху Лютомера, вывернув ее наизнанку. Таким образом сорочка стала своей противоположностью, то есть из мужской как бы превратилась в женскую. Есть много таких хитростей, позволяющих обойти разные установления, которые нельзя нарушать, но иногда очень надо. Благодаря высокому росту Лютомера его рубаха была Семиславе ниже колен, и все-таки бойники против воли косились на ее стройные белые ноги. Лютава могла бы одолжить ей одну из своих, привезенных Лютомером из дома, но на свою вещь ему было легче накладывать чары.
Волосы Семислава кое-как заплела и повязала голову простым рушником – светить волосами при посторонних замужней женщине еще более неприлично, чем голыми ногами.
– Здравствуй, матушка! – весело приветствовала ее Лютава. – Сходи-ка умойся, да завтракать будем.
Семислава растерянно оглядела поляну, суетящихся бойников, дымящийся черный котел над огнем, рослую фигуру Лютомера, наблюдавшего за ней. После всех приключений и наведенного сна она еще плохо соображала, что происходит. И это пришлось очень кстати. Необходимость уследить за княгиней-лебедью и не дать ей нарушить все замыслы, и без того сложные, заметно прибавляла трудностей детям Велезоры. Вместе со своей рубахой Лютомер надел на пленницу сложное плетение чар, не дающее ее силам развернуться, и Семислава не могла избавиться от одежды без его разрешения. То есть это он ей запретил, но не мог быть уверен, что она не сумеет нарушить запрет. Ведь как она прежде не знала его, так и он не знал ее и не мог судить, где предел ее сил и способностей.
На реку умываться ее проводила Лютава, но Семислава не собиралась никуда бежать. Все ее движения были неуверенными, взгляд рассеянным. Зайдя в воду по колено, она долго терла щеки, намочила подол, но ничего не заметила.
– Как я князю на глаза покажусь – в таком виде, – бормотала она, пытаясь в тихой маленькой заводи рассмотреть свое лицо.
Любоваться и впрямь было пока нечем – бледная, с царапиной на брови и ссадиной на щеке, с рушником, криво повязанным на спутанных волосах, она была лишь тенью той красавицы, которой восхищался весь Воротынец. Даже рубашка Лютомера, слишком короткая и притом широкая, придавала стройной княгине довольно нелепый вид.
– А сорочка моя куда делась? – спросила она, хмурясь и пытаясь что-то вспомнить.
– Порвалась на лоскутки. – Лютава усмехнулась. – Хочешь, покажу?
– Что про меня князь подумает? – Судьба одежды Семиславу волновала мало. – Ушла в лес к чужому мужику да без сорочки вернулась… И главное, не помню ничего…
Ознакомительная версия.
