— Нет, не меня, могу поклясться в этом, — отрицала Жюли. — Это была другая прихожанка.
Глаза Лив сверкнули.
— А когда это произошло?
— Это было… дайте вспомнить… Да, это было в августе!
— Вы в этом уверены?
— Дайте подумать! Ну да, девушка пришла ко мне в конце августа. Так что это происходило незадолго до ее прихода.
— Благодарю вас, — насмешливо сказала Лив. — Именно в это время Таральд болел свинкой. И провалялся в постели целый месяц. Не думаю, что у него тогда хватило сил домогаться чужих женщин.
Жюли встала, давая понять, что разговор окончен.
— Я так и говорила, что девушка все это выдумала.
Все скептически посмотрели на нее.
— Вы не верите жене самого священника? Вы верите своему ветреному сыну, который открыто лжет в лицо своей жене-уродине?
Все продолжали пристально смотреть на нее. Она поняла, что зашла слишком далеко, но было уже поздно. А посетители уже повернулись к двери.
— Ради вашего мужа мы не будем продолжать это дознание, госпожа Жюли, — холодно произнес Даг.
Лив кивнула.
— Мы давно уже знали, что священник не счастлив в браке, но не понимали, почему. Теперь мы убедились в этом сами. Бедный Мартин! И вас тоже жалко, госпожа Жюли! Грех-то лежит прежде всего на вас. Вы чересчур тщеславны и честолюбивы. И пылаете жаждой мести, только непонятно, отчего.
Они вышли из дома. Жюли высунулась во двор и закричала так, что было слышно на дворе:
— Вам-то нечем гордиться, не думайте! Я такое знаю о вашей дочери, что могу быстренько сбить с вас спесь!
И она захлопнула дверь.
Эта слащавая жена священника была доброй до тех пор, пока все ею восхищались. Как только ей указывали на ее недостатки, она тотчас же вставала на дыбы.
Но приход ничего не знал о таких переменах в ее поведении.
Четверо переглянулись. Даг хотел было вернуться назад, чтобы опровергнуть ложь в адрес Сесилии, однако Таральд удержал его.
— Нет, отец, — тихо сказал он. — Думаю, нам не следует копаться в делах Сесилии. Ведь в этом-то все дело, разве не так?
Лив согласилась с ним. А Даг только коротко кивнул в ответ.
Они сели в сани. Их досада превратилась в глубокое беспокойство.
Ирья долго не могла уснуть, лежа на плече Таральда и обвивая его шею руками. Они доверчиво лежали друг у друга в объятиях. Никакой злой ангел в приходе был не в состоянии разлучить их.
Таральд спал. Она освободила одну руку и тихо перебирала его темные кудри.
«Я люблю тебя, — думала она. — Люблю тебя за слабость, проявленную когда-то, и за силу, которой ты обладаешь сейчас. Ты и я…
Наш путь друг к другу был таким долгим. И у нас было много препятствий. Но в этот вечер я впервые по-настоящему уверена в тебе. Из-за своей внешности, которой мне всегда приходилось стыдиться, я никак не могла поверить, что ты способен полюбить меня.
Но теперь я уверена в тебе. Ты любишь меня. И отвечаешь на мою любовь».
Мысли ее блуждали, она вспомнила о его финансовых затруднениях. Удастся ли ему самому выпутаться из этой истории с карточным долгом?
Сама она ничем не могла помочь ему. Родственники из Эйкебю были нищими, денег было взять неоткуда.
Если бы был жив Тенгель! Он непременно помог бы им. Он умел все!
Но вдруг она поняла, что надо делать. После мысли о Тенгеле в ее голове внезапно созрело решение.
И она спокойно заснула.
На следующий день она поручила малыша заботам свекрови, а сама с Кольгримом направилась в Линде-аллее. Она знала, что в этот день Аре не пойдет в лес, ибо он должен ухаживать за заболевшей коровой.
Она отвела Кольгрима к Тронду с Брандом. Мальчики остались играть вместе. Бранд был достаточно сильным, чтобы сдержать Кольгрима, если тот зайдет слишком далеко.
Аре действительно находился в хлеву. Там было тепло и сумрачно.
— Здравствуй, Ирья, — дружелюбно произнес Аре. — Как славно видеть тебя здесь!
— Спасибо, и тебя тоже, — сказала она смущенно. — Как твоя корова?
— Уже лучше. Она поправляется.
— Чудесно. Аре, у меня к тебе просьба.
— Выкладывай!
Ирья старалась не смотреть на дядю Таральда, чтобы не видеть на лице его реакции: она вела свой рассказ, глядя на корову:
— У Таральда возникли затруднения. И мне так хотелось послушать совета господина Тенгеля. Но потом я вспомнила, что ты во многом заменил его. И поэтому я решила прийти с этим делом к тебе.
Аре ждал. Он был такой большой, спокойный, с проседью в волосах.
— Я не могу пойти с этим делом к его родителям, ибо он не хочет этого. Но ты главный в нашем роду, во всяком случае, среди Людей Льда. И я подумала, что лучше всего посоветоваться с тобой…
Аре продолжал хранить молчание, но она заметила, что он был доволен, что она назвала его главой рода.
И тогда она быстро, торопясь, поведала ему о карточном долге Таральда и о его попытках начать новую жизнь вместе с ней, Ирьей.
— Что мне делать, Аре? Я так хочу помочь ему. Если есть какой-нибудь выход, то укажи мне его!
Аре обнял ее за плечи.
— Какой же он сумасброд, — ласково проговорил он. — Но все это происходило еще во времена Суннивы, и с тех пор он порядочно повзрослел. Я понимаю, что он не хочет идти с этим к Дагу и Лив, даже если они будут готовы помочь ему. Возможно, Дагу удалось бы остановить этого Уле Ульсена, ибо я наслышан об этом проходимце! Но то, что он не хочет беспокоить своих родителей, как раз говорит в пользу Таральда. Ты говоришь, 500 талеров? Немалая сумма! Ее надо поискать!
— Да, но где? У меня самой есть восемнадцать талеров, которые я скопила за много лет. Но ведь этого не хватит.
— Нет, их не надо трогать. Но ведь ты знаешь, что мои родители, Тенгель и Силье, были богатыми людьми. И я, и Лив получили от них немалое наследство.
Голос у Ирьи задрожал. Она умоляюще смотрела на Аре.
— Не могу ли я попросить взаймы? Я обязательно верну долг, даже если для этого потребуется сто лет!
Аре улыбнулся.
— Тебе не надо занимать. Это дело Таральда. Но, как я понимаю, ты пришла сюда тайно от него?
— Да, он не хочет ни у кого просить помощи и рассчитывает на свои силы.
— Как же он собирается вернуть этот карточный долг? Лучше нам поторопиться, пока он в отчаянии не выдумал чего-нибудь. Ирья, мне известно, как ценила тебя моя мать Силье. Возьми же эти деньги как подарок от нее и от Тенгеля! Они твои. И используй их на свое усмотрение. Я вижу, что беда твоего мужа делает тебя очень несчастной. Мы должны спасти Гростенсхольм!
— Но это деньги из вашего наследства!
— Не беспокойся, я заработаю себе еще для моих детей и внуков. Ведь Таральд мне родной. Кроме того, я могу попросить деньги у Лив и Дага, если понадобиться. Но прежде всего надо заткнуть рот этому Ульсену! Ты хочешь, чтобы я сам пошел и отдал ему эти деньги?
