– Что же, если так… я готов, – проговорил Трол.
Он не верил, что такая эфемерная вещь, как «умение» проигрывать, сыграла тут какую-то роль. Уж он-то столько раз проигрывал Учителю и только учился на этом, пока не превратился в того несгибаемого бойца, которым был. Но если маг верил в это объяснение, что же, пусть так и будет. Возможно, что-то из всего этого и могло получиться, хотя, разумеется, совсем не то и не так, как ситуацию расценивал Ибраил.
– Тогда… Иди поешь, сколько в тебя вообще влезет. И даже когда тебе покажется, что ты не можешь съесть ни кусочка, все равно попытайся еще немножко набить желудок. Это поможет тебе, если транс получится глубоким и ты не сможешь усваивать новую пищу вовсе. А я сделаю так, что съеденное тобой сейчас будет усваиваться очень долго. – Маг даже руки потер от вспыхнувшего в нем возбуждения. – И нам придется думать только о том, как подавать тебе воду… Возможно, самым элементарным способом, через катетер.
Трол наелся, потом немного пострадал от обжорства, но на всякий случай съел еще изрядное количество зелени, солонины и гречневой каши. А потом, когда он вернулся к Ибраилу, маг принялся колдовать.
Он осмотрел Трола, удовлетворенно похмыкал, уложил его на рундук, промассировал ему ноги, живот, от чего Трола даже немного затошнило, потом руки и, наконец, грудь. А когда Возрожденный расслабился, вдруг толчками стал вливать в него какие-то невероятно упругие, почти вещественные порции энергии.
Трол довольно быстро потерял способность слышать заклинание мага, отвлекся от необходимости дышать, лишь иногда чувствовал биение своего сердца и совсем медленный, ненатруженный ток крови в жилах. А потом и это ощущение куда-то пропало, он остался сам по себе, висящим в некоем нечувствительном и огромном пространстве, в одиночестве. От самого этого нечувствия и общей своей незначительности мысли его вдруг остановились, он ощутил мягкое, медленное погружение в мало знакомое ему состояние – высшего отсутствия в этом мире, доступного все еще сохраняющему жизнь существу.
Он погружался в это состояние, вдруг восприняв его как пространство, хотя не мог сказать, сумеет ли преодолеть его и нужно ли преодолевать его вообще. А потом он понял, что находится перед некоторой стеной или уже на дне этого мира, у вязкой, непробиваемой массы, ровной поверхностью расстилающейся перед остатками его способности воспринимать хоть что-нибудь. Иногда с этой поверхности срывались какие-то похожие на пузырьки воздуха под водой переливчатые шары и начинали подниматься туда, откуда пришел сам Трол, возможно, к поверхности мышления и жизни. По мере подъема они увеличивались в объеме, становились как бы крепче, в них возникала неприятная сейчас Тролу определенность… Он сделал странное усилие, противоположное самому пониманию силы, и растворился в этом мире еще больше, до неспособности видеть даже эти пузыри. И тогда они исчезли. А он остался парить у поверхности, иногда даже погружаясь в нее, но осознавая, что, если уйдет еще глубже, под это мягкое, как илистое дно, колыхание, он уже никогда не вернется к жизни.
В целом это было приятно, если бы в его нынешнем существовании еще имелось такое понятие, как удовольствие. Он действительно ощущал, что в нем что-то меняется, и чем дольше он пребывает в этом мире, тем явственней, необратимей становились эти изменения. И еще, ему уже не очень-то и хотелось возвращаться к жизни, хотя он знал, что должен вернуться, что он нужен изрядному количеству людей, что все, что он сделал до сих пор, будет провалено, если он все-таки не вернется. Но то и дело возникало состояние, что это его уже не касается… Возможно, именно в этом и была ловушка, а значит, вся соль, вся терапевтическая начинка магии Ибраила.
Вспомнив про мага, Трол сообразил, что еще немного, и он, пожалуй, останется тут навсегда, хотя и не подозревает, где именно находится. Тогда он стал всплывать. Сначала это было трудно. Но спустя какое-то время появилась радость оживания, ощущение возвращающейся силы, удовольствие от того, что мертвенное спокойствие проходит и начинается что-то другое, обещающее пусть труд и боль, опасности и страх, муку и разочарования, но обещающее и радость свершений… А потому он возвращался.
Он уже проделал немалый путь наверх, когда стал слышен голос, который говорил ему, кажется, следующее:
– Трол, вернись, это становится опасно. Ты уже две недели в трансе, я не уверен, что ты вообще вернешься…
Он не узнавал голос, хотя был уверен, что говорит кто-то знакомый и обладающий невероятной магической аурой. Он почти не понимал слов, словно разучился, как младенец, понимать их. Но это было неважно. Он знал, что сила и энергия возвращаются к нему и станут полными, когда он коснется своим сознанием той границы, что разделяет мир жизни таких же людей, как он, и мир, в котором он только что побывал, который оставался внизу или позади… И в который упадет снова с приходом его смерти.
Он не успел толком даже ощутить этот новый мир живых существ, как что-то очень опасное, грозное и невероятно сильное коснулось его. Он проверился и понял, что находится на борту деревянной гондолы, подвешенной под оболочкой, наполненной летучим газом, полученным опять же с помощью какой-то сложной магии. При желании он мог бы осознать ее сейчас, но гораздо важнее было защититься от этой неожиданной угрозы.
А ею оказалась янтарная скала, которая хищно и жестко впитывала в себя всю его силу, все его умения, все его способности. И тогда он с легкостью, которая на миг поразила его, защитился от этого влияния, попросту прекратил все утечки энергии в янтарную скалу и понял, что теперь они возникнут не скоро. А вот как он это сделал, осталось тайной уже через несколько мгновений даже для него самого.
Но это было неважно, гораздо интереснее было то, что он возвращался. И был более сильным, умелым, точным, защищенным и свободным, чем когда-либо прежде… Если это «прежде» все-таки существовало, в чем Трол был не вполне уверен.
Последней мыслью, перед тем как проснуться после своего транса, было чувство голода и жажды. Но их так просто было теперь усмирить… Вернее, теперь Трол мог усмирить все, что угодно. Даже своих врагов, сколько бы их ни было и какой бы силой они ни обладали. В этом он был теперь уверен.
Море внизу сменило свой цвет, стало из глубоко-зеленого белесым, словно бы хорошо выстиранным, и в нем появилось ощущение близкого дня. «Некрасавица» вошла в Кермальский залив, который тут еще назывался Кермальским морем. Принц Кола очень этому порадовался, потому что они проходили его море, то самое, на берегу которого стоял его родной Кадот, столица Зимногорья.
