Некромант поднялся с постели и подошел к зеркалу. На него глядел изможденный бродяга с болезненным, осунувшимся лицом. Причем лицо это не выглядело живым и настоящим – казалось, что оно вылеплено из гипса и является жуткой, отталкивающей частью какого-то барельефа. Сухость собственной кожи некромант не только видел в отражении, но и ощущал: довольно неприятное, знаете ли, чувство, когда твое лицо натягивают на кости черепа, словно на барабан. Что же касается глаз, то можно было подумать, что на их месте белая облицовка упомянутого барельефа отпала, явив взору старый серый камень. Под ними залегали чернильные круги, придавая некроманту схожесть с двухдневным покойником, а истрескавшиеся, точно на них проверяли остроту ножа, бесцветные губы и пятерка алеющих шрамов на левой скуле лишь усугубляли впечатление. Волосы, которые он не расчесывал и не мыл уже довольно долгое время, представляли собой копну чего-то спутанного и беспорядочного.
Давно, признаться, он не видел свое настоящее лицо. И в первый миг было даже как-то непривычно и неуютно разглядывать подлинные, не блещущие здоровьем, красотой и молодостью черты. Чего-то не хватало. Магнус Сероглаз коснулся кончиком пальца холодной поверхности зеркала и провел вертикальную линию, перечеркивающую один глаз от середины лба до основания скулы. Повторил то же с другой стороны лица. На той его маске были две алые черты, походящие на грим какого-нибудь арлекина. Ему это нравилось. Он считал подобное вполне забавным, а помимо всего прочего столь яркая и несерьезная, казалось бы, особенность служила великолепным отличием от остальных некромантов, суровых, как черные дрозды, с гордыми и неприступными, как скалы, душами.
Яд, который готовил ему мэтр Аркин, его старинный друг-алхимик, превращал обыденного, ничем не примечательного человечишку, не имеющего ничего, кроме пустого титула, в существо, которому подвластно многое. Этому зверю в человечьем облике стоило только шевельнуть пальцем, и кто-то падал ниц или в муках умирал. Его ноги ступали по черному, как смоль, кирпичу дороги в стране, куда прочие попадают, лишь простившись с жизнью. Могущество и власть, и никаких ненужных ограничений, вроде совести, морали, жалости и сожаления... То лицо нравилось ему больше, чем это. То были сильные глаза, то были твердые губы, то был гордый нос и мудрый высокий лоб, а это – глаза человека, которому по прошествии двадцати пяти лет каменоломен предлагают свободу: дрожащие губы, шепчущие что-то бессвязное, худые впалые щеки, заурядный кривоватый нос и изъеденный морщинами лоб. И уже неизвестно, где здесь истина. Чье лицо подходит к душе, как перчатка к руке. То – убийцы? Или же это – бессильной серости?
Магнус Сероглаз отвернулся от зеркала. И от власти порой устаешь, а могущество уже не приносит радости... Это подобно воспоминаниям мудрого старца о своей безудержной безумной молодости. Боже, волосы встают дыбом от того, что я делал! Боже, и на какие поступки у меня рука только поднималась!..
Некромант вздохнул и вернулся к кровати. Открыл старый сундук графа и вытащил оттуда вещи. Он натянул красно-синие облегающие штаны-чулки, белую рубаху со свободными рукавами и синий камзол поверх нее. Одевшись, темный маг сел на кровать и задумчиво поглядел в окно. Грозовые тучи не желали расходиться с небосвода, и ни единого луча солнца не показывалось в многоцветье витража, как и в его серой душе и черной-пречерной жизни.
– Отвечай, собака, что там?! – раздался вдруг голос из коридора.
Магнус медленно повернулся к двери.
– Ничего, ваша светлость! – послышался робкий ответ служанки. – Это комната для гостей, она заперта... у нас нет гостей. А ключ у сэра Уильяма.
– Выламывайте, ребята.
С той стороны раздался грохот. Должно быть, неизвестные пытались сломать дверь небольшой статуей Инстрельда II, что стояла у входа. Ничего у них не вышло, мраморный образ короля разлетелся на куски. Магнус не сильно опечалился по этому поводу – он никогда не любил эту статую.
– Не поддается, сэр! – воскликнул один из солдат.
– Я и сам вижу, дубина! Ладно, оставьте эту дверь, вернемся позже. Слышите? Это сын господина нас зовет, чтоб его крысы погрызли. Должно быть, ему там весело с графиней... или нет – совсем, видать, заскучал...
Магнус скрипнул зубами, его отражение в зеркале подернулось дымкой, и он исчез, появившись в следующий миг за дверью своей комнаты. Там было пятеро дюжих вояк, облаченных в зелено-тыквенные цвета, на тунике у некоторых из них была вышита геральдическая лисица. Магнус узнал этот герб, он принадлежал баронам Фолкастлским.
Ни солдаты, ни даже их офицер не смогли должным образом отреагировать на внезапное появление из воздуха высокой фигуры в синем камзоле. Двое опустились на пол с перерезанными глотками, один завалился назад, проткнутый длинным кинжалом, еще один попытался было выхватить меч из ножен, но и его постигла печальная участь товарищей. Он рухнул на плиты следом за своей головой.
Некромант повернулся к офицеру, широкоплечему капитану, скорее походившему на какого-нибудь наемника, чем на служивого человека. Угловатая, коротко стриженная голова капитана откинулась назад, рот судорожно хватал враз ушедший из легких воздух, а скрюченные пальцы рвали горло в попытках убрать невидимую длань темного мага, что немилосердно его душила. Спустя несколько мгновений капитан повалился навзничь. Его сведенное мукой лицо и окровавленные трупы кругом могли напугать кого угодно, поэтому служанка графа Уильяма, которую солдаты притащили с собой, едва не закричала на весь замок – сделать это ей помешала ладонь Магнуса, появившегося у нее за спиной. Черная дымка опала, он вновь стал самим собой.
– Сколько их? – прошептал Сероглаз в самое ухо бедной девушке.
– У-у-у, – она не ответила, просто обмякла в его руках, потеряв сознание.
– Бансрот подери этих слабонервных, – процедил некромант и снова исчез.
* * *
Сэр Кевин Нейлинг, сын барона Фолкастлского, жених графини Аландской, был молодым нескладным уродцем. Ему едва ли перевалило за двадцать, но, судя по всему, он уже успел перенять все вредные привычки своего отца, и, наверное, в первую очередь стоит упомянуть о злобном и мстительном характере, ведь это была основная отличительная черта рода Нейлингов.
Молодой барон приложился к горлышку бутылки, из которой с наслаждением хлестал вино, раздобытое его воинами в погребах замка. Он развалился в кресле посреди пиршественного зала Сарайна и самодовольно глядел на привязанного к стулу старика в изорванном лиловом камзоле. Сэр Кевин красовался с новой золотой цепью, отобранной у хозяина замка, в то время как его приспешники продолжали обыскивать дом его невесты.
