Конан в последний раз окинул взглядом своих спутников: троих, с которыми пришел из Заморы в Коф, и старца Вербара, неожиданно вызвавшегося сопровождать их в этом опасном путешествии. Киммериец хотел было воспротивиться, но, посмотрев в его веселые, не по-старчески задорные глаза, передумал. Их неожиданный спутник вовсе не производил впечатления человека, нуждавшегося в опеке. Остальное же его дело — каждый волен закончить свой жизненный путь так, как ему заблагорассудится. Поэтому киммериец лишь пожал плечами, но спорить не стал.
Конан первым вошел в пролом и осмотрелся. Все здесь выглядело вполне мирно и не внушало ни малейших опасений. Шустрая ящерка в переливающейся в солнечных лучах шкурке взобралась на огромный валун, который валялся рядом с входом, и с любопытством уставилась на человека, словно не она, а он был явлением редким и экзотическим. Впрочем, быть может, именно так и было в этом месте, куда люди старались не заходить уже не одну сотню лет.
Конан посмотрел направо. Ряд зарешеченных арок уходил в темноту, которая словно приглашала в свои объятия, предлагая приятную прогулку. Правда, киммериец знал, насколько обманчиво это впечатление, потому что видел, кто скрывается в мрачных недрах развалин, а потому не сомневался, что эта обманчивая умиротворенность — всего лишь начало пути. Дальше коридор будет изломан бесчисленными изгибами и спусками, в лабиринте которых так легко потеряться, и за каждым из поворотов, ждет смерть в непредсказуемом обличье! А это значит, что расслабляться нельзя.
— Заходите! — крикнул он и махнул рукой своим спутникам, которые только и ждали его приглашения.
Вербар, однако, с ними не пошел.
— Я не хочу подвести вас, друзья,— спокойно объяснил он свой отказ.— Все вы молоды и сильны. Мне будет трудно поспевать за вами. Кроме того, мое оружие — не сталь, и чтобы воспользоваться им в любое мгновение, нужно быть постоянно сосредоточенным, а если я пойду с вами, оставаться в этом состоянии будет непросто. 'Гак что я отправлюсь чуть погодя.
Конан и теперь не стал спорить. Он достал трут и кресало, выбил искру, зажег от нее факел, и все четверо пошли вперед. Зарешеченные арки закончились гораздо быстрее, чем рассчитывала Олвина, и вскоре лишь свет, который они несли с собой, позволял им видеть мрачные замшелые стены и словно изъеденные оспинами плиты пола.
Каждый из четверых в одной руке держал меч, по настоянию Велория смазанный ядом, а в другой нес факел. К их удивлению, воздух в подземелье оказался сухим и прохладным. Ноги Конана осторожно ступали по плитам пола и выщербленным ступеням лестниц, в то время как глаза настороженно выискивали в притаившейся впереди тьме малейшие признаки опасности. Однако ничего живого на пути пока не попадалось.
Постепенно они проникали все глубже и глубже. Если вначале коридор имел вполне обжитой вид, по крайней мере, тут что-то росло — стены его были покрыты пушистым изумрудным мхом, то с каждым поворотом зелень на полу и стенах постепенно исчезала, пока остатки ее не приняли вид пожухлых истлевающих останков, с хрустом рассыпающихся под ногами. Картина становилась все безрадостнее.
С каждым спуском на более глубокий уровень странная жизнь этого мрачного мира все больше вступала в права, время от времени заявляя о своем присутствии приглушенными расстоянием вздохами и фырчанием, и Олвина старалась не думать о тех существах, что издавали их. На смену мху пришла белесая скользкая плесень, все чаще появлявшаяся на стенах и потолке. Воздух, однако, оставался сухим, но зато все чаще доносил до путников совершенно незнакомые запахи, которые вряд ли можно было назвать приятными.
Хотя до сих пор им не встретилось не только ничего страшного, но даже просто ничего, девушка ощущала постоянно нарастающее чувство тревоги и испуганно озиралась по сторонам, пока взгляд ее не наткнулся на киммерийца, который хоть и осторожно, но спокойно шел вперед во главе их маленького отряда.
Она сразу успокоилась. Иногда он останавливался и обрызгивал стены жидкостью из флакона, который дал им Велорий. Она должна была оставлять на камнях ясно различимый в темноте след. Конан, правда, не очень-то верил, что им придется отступать по этим меткам, но все-таки ставил их, быть может, в большей степени для того, чтобы Вербар, который собирался последовать за ними, на развилках мог безошибочно определить, что они направились именно в эту, а не в какую-то иную сторону.
Наконец они достигли места, которое Конану не суждено было забыть никогда,— места, где он когда-то томился прикованным к стене.
— Я думаю, что в подземелье по-прежнему правит Сатха,— мрачно заявил он.
— Кто такая Сатха? — поинтересовался Бергон, хотя накануне Конан рассказывал им о своем давнишнем приключении в этом подземелье и имя Сатхи прозвучало в его рассказе.
— Змея, конечно, могла уже, и издохнуть,— добавил Конан, оставив вопрос заморийца без внимания,— никто ведь не знает, сколько ей лет, но тогда наверняка отыщется кто-то из ее сородичей.
— А если она жива? И именно она сожрала того вора-неудачника? — спросил Бергон.— Амулет наверняка окажется у нее в брюхе!
— Не думаю, чтобы он там надолго задержался,— усмехнулся Конан.
Олвина брезгливо сморщила хорошенький носик.
— Так, значит, нам не придется искать змею?— обрадовался Бергон.
— Да разве ж дело в этом? — Конан пожал плечами и, ничего не объясняя, начал осматриваться в небольшом зальчике, куда они только что вошли.
— Ты что, хочешь, чтобы тварь выследила нас и напала сзади? — сердито прошептала Олвина.— Знаешь, как охотятся водяные удавы на Зархебе?
Бергон отрицательно затряс головой.
— Дожидаясь удобного момента, он может весь день преследовать вереницу идущих по берегу людей. Потом хватает последнего и исчезает в джунглях.
Девушка говорила, сопровождая слова выразительными жестами и не менее выразительной мимикой. Ее красивое лицо обрело суровые, даже трагические черты, в окружающей их полутьме, казавшиеся зловещими, и замориец почувствовал, как неприятный холодок пробежал по его коже. Он дослушал рассказ и торопливо вышел на середину зала. Конан, краем глаза следивший за ними и вполуха прислушивавшийся к их разговору, снисходительно хмыкнулкак дети! — и продолжил свое занятие.
Не слишком просторный зал имел форму вытянутого прямоугольника. В одном направлении его пронзал коридор, оказавшийся несколько уже, чем зал, зато по бокам от него образовывались удобные простенки, которые могли спасти от удара хвостом. В двух боковых стенах темнели правильной формы прорехи, когда-то бывшие дверными проемами, а теперь зиявшие пустотой, потому что дерево сгнило, одному Митре ведомо, в какие времена. Пол-зала, равно как и коридор, по которому они пришли сюда, усеивали выбеленные кости, среди которых было немало и человеческих.
